Я ныряю в грязно-голубой, натягиваю на ноги сапоги. Зову к себе щенка и кружусь под дождём, добегая до папиного автомобиля вместе с Бадди на руках.
— Эх ты, — шепчет папа, — я же тебе зонтик дал, а ты всё равно вся мокрая.
Я улыбаюсь, провожу по губам кончиками шершавых пальцев, стирая персиковую воду за ушами и хлопая холодными влажными ресницами. Зонтик-то у Дилана и остался.
— А почему шёпотом? — осторожно спрашиваю, когда папа выезжает со двора.
— Так дождь же. С ним всегда так.
А еще мне нравится, как уходят красивые и гордые женщины, надменно и стремительно постукивая каблуками и хлопая дверью.
Может, они потом сползают по ее обратной стороне и горько плачут, но уходят они замечательно...
А небу снова фиолетово,
что ты ведь зонтик-то не взял.
Симптомы питерского лета:
жара, прогулки и гроза.
Гуляем… Утром, днем и ночью…
И по жаре, и под дождём…
И никогда не знаем точно,
куда мы, в сущности, идём.
Здесь ночи белы, дни печальны,
а иногда — наоборот.
И без конца и без начала
житейских дел круговорот.
Нева блестит, речной трамвайчик
везёт туристов под мосты.
А солнечный задорный зайчик
зовёт меня туда, где ты.
И так ли важно: дождь ли, ветер,
день или ночь и есть ли зонт…
Нам вместе хорошо на свете,
пусть и с погодой повезёт.
— Впрочем, и тихонько можно прожить, шёпотом.
— Зачем шёпотом? Надо в полный голос говорить!
Единственная польза от бога была бы, если б он гарантировал невиновность, и на религию я смотрел бы скорее как на огромную прачечную, чем она, кстати сказать, и была когда-то, но очень недолго — в течение нескольких лет — и не называлась тогда религией. Однако с тех пор не хватает мыла, а так как носы у нас грязные, то мы их друг другу вытираем. Все пакостные, все наказанные, а туда же, плюем на провинившихся, и хлоп — в каменный мешок! Давай, кто кого переплюнет, вот и все.