Сирени куст нельзя понять, но можно наслаждаться его цветами. Даже в темноте.
И кто придумал, что проходят годы?
Напротив, не считая дней своих,
Они стоят, незыблемы, как горы,
И это мы проходим мимо них.
В такую погоду хозяин придержит собаку,
Не даст ей скитаться по мокрым холодным дворам,
А я на плечах несу клочья осеннего мрака -
Я собственной жизни безвольный и верный служака,
И каждое утро гоню себя из дому сам.
Обид, унижений и глупости хватит с лихвою,
И к новому дню каждый, сжавшись в пружину, готов,
Уже понимая, что прятаться даже не стоит,
А я хочу мягкого снега и запаха хвои
И хрупких, искрящихся, ярких стеклянных шаров.
Если рядом с кем-то вдруг становится лучше,
Привыкать не стоит, навесит лапши на уши -
И тотчас же пойдет целовать у других следы.
Слышишь — мир мурчит, трется о песок
Мягкой пеной слов,
Но есть люди, что словом сбивают с ног -
И отхлынут вновь.
Плавает сом,
Водит усом,
В сторону смотрит загадочно,
А самка сома -
С усами сама:
Она — самодостаточна.
Жалко, всех моих фантазий
Не вместит окна проём:
Удивительно прекрасен
Мир, в котором мы живём.
Когда слышать не хочется
Ни тишины, ни звука.
Когда тягостен вид
И света, и темноты,
И побег от себя
Похож на ходьбу по кругу -
Это мука,
В которой рождаешься
Новый ты.
Лет через пять (может, раньше — не факт) мы не припомним ни этот март, ни своих мыслей, ни слов, ни фраз... Лет через сто не припомнят нас. Времени, знаете, всё равно, с кем мы тогда не сходили в кино, что не осмелились проговорить, что не успели в жизнь претворить... Мелкой частицей толпы на века каждый останется наверняка.
Пусть глубину ваших глаз чарующих
мне не узнать совсем -
это уж лучше, чем в пекло броситься,
и как дождя — саванны,
жаждать поймать этот взгляд, дарующий
ступор и сбой системы.
У друзей все свои дела, лезут вон из кожи,
Чтоб удачу к себе повернуть не кормой, а рожей.
Возле вокзала движенья и мысли обшарпаны.
Спины домов шелестят чешуёй объявлений.
Горд в сети межсезонья топорщится жабрами
Мокрых зонтов, неспособных укрыть от сомнений.