Просто есть люди, с которыми нам не сбыться,
Все наши «буду», испорченные снова…
Я вчера видела, как умирают птицы.
Видела, как октябрь вступил в права.
Чувствуешь, фонари на осколки в горле?
Это не першь, не простуда – больная грусть.
Я никогда ничего не скажу тебе кроме
Того, в чем признаться себе до конца боюсь.
Знаешь, по-моему, я до конца испита.
И никого в этом более не виня,
Робко рисуешь линиями графита
На память себе поперечный разрез меня.
Просто есть люди, с которыми нам не сбыться.
Просто есть люди, которыми нам не быть.
Просто в конец замерзает под левой мышцей.
Мне не понять/не выбросить/ не забыть.
Всё это, знаешь, сахаром будет к чаю.
Приторно. Я не в силах его глотать.
Я не железная. Я по тебе скучаю
И смысла не вижу этого отрицать.
Стрелки бездарно щелкнули. Вышло время.
Мокрыми воскресеньями октября
Мы зачеркнули каждое двадцать первое
На прошлогодних скулах календаря.
Теплые батареи.
Месяц пошел десятый…
Души в конец беднеют,
Но кажутся так богаты.
Тупое «привет» без даты
Прокашляло эту осень.
Я помню, что мы когда-то
Домой приходили в восемь.
На каждом окне закрытом.
На каждых часах стоящих.
На набранном и пролитом.
На лживом и настоящем.
Чай/я. Кто быстрей остынет
И больше не станет теплым?
Короткое твое имя
Мои разбивает стекла.
Пятницы.
Пробки.
Январь.
У новогодних премьер огромные сборы кассовые.
И, что бы там ни было, знаешь,
Тебе не идут
все твои фразы затасканные,
все твои лица пластмассовые.
Птицам сейчас на югах,
наверное, здорово.
Солнце.
Море.
Песок и калитки кованые
Мой голос внутренний сорван.
Я хочу с ними.
Чтоб прям ни одного лица знакомого.
Тише.
Мое море подавилось
железным якорем.
Из последних сил на берег тебя выбрасывает.
О том, что оно выжило – мало кто знал,
Все верили средствам
информации массовым.
Это было твоим неприкаянным амплуа.
Море выдохлось.
И от этого пусто мне.
Увлекательно, видимо, словом
вскрывать тела,
Вынимая из них сердцевину,
как самое вкусное.
Каждое слово твое
С Нетобой ***овал.
И имя своё на затылке
Клеймом
Выставил.
Не ходи к нему.
Ни в гости,
Ни когда ему плохо,
Ни на похороны.
Не подходи на револьерный выстрел.
Стань той, которая выстоит и
Оставит.
Как бы в тебе
Не болела эта
Егочасть,
Это — не то, ради чего
Не стоит спать ночами.
Этому всему
Умней
Предпочти одиночество.
у меня мерзнут
сенсор. руки.
сердце
\весом в центнер\.
гудок.
гудок.
поехали завтра в центр
искать наше место встречи.
люди людей лечат.
(лекарства такие невкусные).
запиваешь водой,
а чувство,
что уксусом.
меня бесит акцент этой женщины,
что говорит:
«The mobile phone
your calling
is...»
мы так скоро точно скатимся вниз.
в густые терни и корни.
Женщина в трубке на мой «I miss»
отвечает:
«милая мисс,
он вас больше
не помнит».
Сядьте на пол. Руки сомкните накрест.
Вот сидит перед вами Бог, и в руках антихрист.
Он его обнимает, показывает вам знаком,
Мол, ну я же святой, я ему уже все простил.
Априори святых. Хоть вымаливай, хоть проси их
Развернуть на ладонях тексты коротких истин -
Бог приходит домой со скоростью Почты России,
И у Бога на это ни времени нет, ни сил.
Он вам все на потом. Мол, устал он сегодня страшно,
Мол, еще принимать ему сотни молитв и факсов.
У него в таковых отмазках огромный стаж, но
Он ведь чёток и прям, а не выпалил сгоряча.
В одиноких стенах, во всевышних своих вершинах
Он в свой блог пишет громкоорущим капсом:
КАК У ТЕССЫ СКОТТ – ВСЕ МГНОВЕНИЯ ВОЕДИНО.
Я ОДНАЖДЫ ПРОСТО УСТАНУ ТЕБЯ ПРОЩАТЬ.
Сбросить с плеч эту память мокрым пальто под крышей
Не получится. Это с каждой неделей тише.
С каждым днем умирает, теряет былую силу.
/забывать вам подобных, сударь, невыносимо/.
Эта жажда длиннющих пальцев и смуглой кожи
Утихает под послесловие про «продолжу
Утихать с каждым дальним часом, пока ты сможешь
Вспоминать вспоминать вспоминать
Как же было сложно».
Это нож, из груди выползающий аккуратно.
целый курс антисептиков, фильмов и препаратов.
Каждый раз ты надеешься «память отпустит завтра»,
Но потом загоняешь ножик в себя обратно.
Сложно понять кто мы.
И есть ли мы вовсе.
У нас же свои проблемы.
Дела сердечные.
Одни тяжко всхлипывают
в постели,
других выворачивает,
как куклу
гуттаперчевую.
салютами люди небу стреляют в горло.
улыбки. восторг и ни капли искренней жалости.
сейчас я тебя слушаю. внимательно и покорно.
а гордость?
а гордость,
сдохни, пожалуйста.
и сразу ясно стало, как это – нараспашку,
когда запястья смыкают слова,
а не прочный жгут.
и, кстати, чаще носи рубашки.
они тебе так идут.
Да пошло это «как же» к черту,
Раз так терпится непристанно.
Перерезать бы ту аорту,
Что в тот миг мою кровь качала.
Босиком через метры снега…
Ну и ладно, тебе же ровно.
Дальше строй свои «он» из лего.
Вам пожизненный срок условно.
И плевать мне на твои психи,
Эгоизм до конца хлебая,
Я вести себя буду тихо,
Для тебя буду «не такая».
Не прочтенный до корки Леви,
Ну и что… потрепать страницы,
И осколки чужие склеить -
Новый выработанный принцип.
Головой упираясь в стенки
Бездыхательного сознания,
Я не стану просить прощения,
Это новая моя мания.
Да смирись уже, дорогая.
И не спрашивай – я не каюсь.
Больше жалости! Плохо играешь.
Интересно, когда я сломаюсь?
____________________________
Чужие лица
Забудь. Слышишь?
Гордись своими амбициями.
Да и чужими тоже
Наивными.
Захлебнись их
Лироэпическими
Ливнями.
Черт, пустота на вкус
Теперь острая.
Монстрами
Стали твои глупые ангелы.
Евангелий
Перечитать не помешало бы.
Стало быть
Чужим открыться проще.
Мощи
Не хватает твоему шепоту,
Ропоту
На чужие судьбы дрянные.
Другие
Кажутся такими сильными…
Насильно
Нас заставили играть в куклы.
Клюквой
С твоих губ соком плакало
Знаками
Чужое забвенное давление.
Появление
В тот час кого бы то ни было.
Прибыли
В чужие-глухие-странные
Страны мы.
Бродили по темным-сухим-пустым
Мостовым.
На разбитых коленях плакали
Каплями
Бордовыми солеными-сладкими,
Гадкими
На вкус. Гемоглобиновыми.
Чужбинами
Гордиться не стали бы
Отдали бы
Все твоим-моим создателям.
Знаете ли
Зачем он так со мной своими полукарими?
Быть может, кто-нибудь сейчас не спит,
Гоняя мыслей стройные полки.
Быть может, кто-нибудь сейчас молчит
Да громко так… ломая потолки.
Зачем смыкать губами свою душу?
Она жива. Ей нужен кислород.
Ты никого, наивная, не слушай.
Стал равнодушен странственный народ.
Ты никого, наивная не слушай.
Пусть кровь и дальше хлещет под давленьем,
Которое закладывает уши.
Пусть я сольюсь с твоим сердцебиеньем.
Бессонница накормит тишиною,
Кругом полуразбитые игрушки.
А мысли, как и прежде, ходят строем
По неостывшим площадям подушки.
Ну да, и что? Мы обнимаемся.
Во мне звенит незримая эстетика.
Самообманом? Нет, не занимаемся.
Нам можно, мы же оба кинестетики.
Ну да, и что? Расклеимся однажды.
Свои блокнотики оставь на память мне.
Тут рыбы задыхаются от жажды
На ледовитом искривленном дне.
Холодными хребтами неприятностей
Ломалось наше малое о пол.
Докажешь мне теорию невероятности?
Ревет новокаиновый укол.
Я «от и до» сотру тебя в мозаику
И вымощу дорогу к поднебесью.
Чтоб суеверия твои растаяли.
Специально. Знаю же, что бесит.
Мы падаем. Скорей хватайте поручни.
Упала полу-насмерть расстоянием
На город удушающая полночь.
Апатия до «No» состояния.
В голодных обмороках падали улыбки
На ямочки целованные щек.
И память в бледно-синих парусинках
Закрыла наше «помнишь» на замок.
Вода мне на груди скрестила руки.
Я ее помню многослезной хваткой.
Два водорода/кислород – мои недуги,
А рыбы дохли от ее нехватки.
Стоим по щиколотку в соленом море.
В плечах знобит.
И горизонт как-то криво скроен,
И не болит.
И ветер кожу грызет зубами-
Как будто псих.
Я буду мерить тебя шагами
От сих до сих.
Хватай за жабры своих «прохожих»
И резко вниз.
Синдром Монро на прозрачной коже
Давно завис.
Шлифует тело и щиплет пальцы
Морская соль.
И нам бы тут навсегда остаться.
У нас ноль : ноль.
Такой души покаянной нету
Уже нигде.
Да и моя уже, знаешь, где-то
Давно в воде.
И говорила, присев напротив -
Смешной акцент.
Я помню, красить любила ногти
Под цвет «абсент».
Теперь, наверно, костями бьется
О русла рек.
Полмира в розницу продается.
Возьмите чек.
Август щекочет в горле, сулит тревогами.
Как-то не умирается, пока ждешь
Тщетно, зачем-то, кого-то и долго так…
Знаю: придет сентябрь, и ты придешь.
Небо глотает солнце с больными стонами.
Город, как галерея печальных лиц.
Кожа в ледовой корке цветет бутонами.
Ласточки камнем в землю с чужих ресниц.
Лица облезут, знаешь, и станут белыми.
Будут ничем к теперешнему стыду.
Мы и без них останемся полуцелыми,
Забитыми насмерть в выбеленном углу.
За все, что не сказано быть бы давно распятыми
Средь площадей разрушенных городов.
Все имена остаются в душе стигматами.
И мне тебя мало, даже когда взахлеб.
в свои 16 мне сложно представить,
как доживается до двадцати.
на моей совести каждый
ночью рожденный стих.
Кто-то (не?) рядом,
а с кем-то не по пути.
Отращивай волосы в пол
И пиши стихи.
Слишком ли малое там,
за твоим плечом?
Кто-то меня, наверно,
иссякшей счел,
но если стихи не о нас-
не значит
стихи
ни о чем.