Сердцу тоже нужен пластырь,
Песней дикой и далекой подо мной хрустит щебенка,
[где моя с Дракошей паста?]
[где моя душа в пеленках?]
Мы выросли. Плоскоумные,
забитые, в меру шумные,
бумажные и прекрасные
как корочки ананасные.
Двуличные, безразличные,
комичные, но циничные,
бездомные, но квартирные,
смущенные, но настырные.
Отрифмованы сантименты,
и я вновь нажимаю enter
А моя несвязная жизнь пошла
на вторую пятку вязать в судьбе
Я немного осенью подросла,
И не верю больше самой себе.
Мы хлюпаем сапогами в весенних лужах,
Бросаем курить по пасмурным четвергам,
А вечером, только-только доев свой ужин,
Уходим пешком к волнующим берегам.
Но там пустота – и слышно как воет ветер,
И сердце стучит отчетливо под ребром,
И наша мечта в цветастом смешном берете,
Уходит чуть слышно, не думая ни о чем.
Я мерзла в тепле окон и батарей
в нелепом разорванном свитере из любви,
и вырвав крутые буквы
из букварей,
как дура,
для нас не склеила слово «Мы».
Я писал бы
тебе
о Марсе,
об Атлантиде.
И как ноги обвил противный зеленый ил.
И о том, как тебя,
конечно же, ненавидел,
если бы не любил.
Я писал бы
тебе,
как по уши в ложь обутый,
на вокзале стою -
затёк плечевой сустав.
И в ночной тишине слушаю треск салюта,
его
глазами не отыскав.
Я писал бы о том,
что не было крыльев, перьев,
Лишь автобус и тень
Владимира Ильича.
Я писал бы
тебе,
что птицы летят на Север.
Я писал бы
тебе,
а ты бы
не отвечал.
В руках коробок со спичками
скользят холодные пальцы,
ты душу менял наличными
по свежему курсу бакса.
Наполовину прокляты собой, мы верим по спланированной схеме,
Торгуя помидорами в Эдеме с простреленной надеждой головой.