Любой благоразумный человек отвергнул бы этот план. Забудем о благоразумии.
Если верить астрофизикам, почти все золото, что есть на Земле попало к нам более четырех миллиардов лет назад в ходе метеоритного дождя. Может за это насильственное вторжение оно и было проклято. Ни один другой металл не был причиной стольких смертей, как тот, который мы преподносим друг другу на свадьбах. Ни один металл не приносил столько боли, не повергал в безумие. Я лишь очередной пункт в списке смертей, где единственный выживший — золотой металл, ведь все гибнет и распадается и лишь золото остается не тронутом.
уходи и лечи рану. порой, расстояние — единственный способ обрести покой.
После смерти ты не помнишь, что был жив прежде.
Через несколько часов заложники перестанут быть покорными. Когда они увидят, что нет ни капитуляции, ни наступления, их инстинкт самосохранения заставит их действовать. Они попытаются сбежать. В этот момент оставшиеся заложники перестанут нас бояться. И если это случится, очень важно вернуть контроль. И в этом случае мы сделаем это с помощью эмпатии, создавая климат доверия, гораздо более прочный, чем был раньше. Тогда мы должны найти то, что объединяет нас заложниками. Деньги... или свобода.
Существует тысяча способов убить старушку. Но Профессор не был убийцей. Он был шахматистом, попавшим в преступный мир. Поэтому он выбрал самое чистое и разумное решение. Добавить 2,5 мг диоксина в кофе старушки. Дождать сердечного приступа, который он вызовет, и испариться. Три чайных ложки сахара и одну-диоксина. Через пятнадцать минут случился бы сердечный приступ. Через 30 минут Ракель обнаружила бы тело своей матери. Через час судья в сопровождении судмедэксперта распорядился бы об оформлении заключения о смерти из-за инфаркта. Без признаков насилия, учитывая возраст жертвы и двери, закрытые изнутри дома, не было бы вскрытия, и Профессор это знал. Чистое и простое.
Если вас схватят, то через 24 часа с момента задержания вы скажете, что хотите заключить соглашение, что хотите признаться, но только перед судьёй. И у них не будет выбора, придется отвезти вас в Национальный суд. И возможно, что во время вашего перемещения я смогу что-то для вас сделать.
— Думаете, есть правые и неправые?
— Я думаю, в этом мире полно ублюдков. Политики, например, ублюдки. Но диктаторы хуже их. И мы, солдаты, тоже те ещё ублюдки. Но террористы вроде вас куда похуже будут. Так что да, есть правые и неправые.
— Разве это не парадоксально? Для поддержания мира нужна ваша жестокость.
— Я должен поверить, что ваша шайка здесь сражается за лучший мир?
— Лично я здесь из-за любви к мужчине и идее. Вы любили своих солдат. Мы оба знали, что будет война. Несмотря на это мы вели людей на смерть. Может, мы оказали им услугу, не знаю — или обрекли их на что-то похуже. В аду нет правых сторон, майор.
— Ты опираешься не на науку, а на авось.
— Это научный оптимизм!
— Что это значит?
— Предвкушение чуда!
— Чья это идея? Человека, планирующего ограбление, или ребёнка?
— Ребёнка. И я горжусь этим. Я настоящий Питер Пэн.
— Понятно...
— Никто не лишит меня этого предвкушения, даже ты. Потому что только благодаря упрямой мечтательности можно совершить великие дела, такие, которые остальные — все эти зрелые, серьёзные люди — никогда не совершат, понимаешь? Им не хватит воображения!
Для Палермо и Берлина зрелость означала одно и то же: ты перестаёшь испытывать предвкушение и начинаешь смотреть на жизнь с горькой обречённостью. Ведь взросление, как старение, состоит в постепенном отказе от мечтаний.
Нет вашей любимой цитаты из "Бумажный дом (La casa de papel)"? Добавить цитату