Случилось что-нибудь невероятное, Биттнер... Мы заняли Москву?
Вы же проецируете библейскую притчу на реальную машину нацистского государства. Вы подумайте, притча о совести человеческой и нацизм, машина, которая в принципе своём лишена совести. Ну я не знаю, с камнем на дороге или со стеной, на которую вы натолкнулись, вы же не будете общаться, как с существом, себе подобным?
И потом, вы очень волнуетесь, когда вы спорите. Вот не надо, вы же у друга.
— Спасибо. Только денег у меня много.
— Ну... лишние не помешают. Или помешают?
— Вообще-то не помешают. Говорят, теперь дорого лечится... это... грипп.
Критиковать и злобствовать всегда легче. Выдвинуть разумную программу действий — значительно труднее.
— Так они могут опознать только рейхсфюрера. Ваша форма их сбивает.
— Какая форма?
— Ваша генеральская форма.
— Ничего, не собьёт. Что мне, голым, что ли, сидеть здесь?!
Не падайте в обморок, но, по-моему, мы все под колпаком у Мюллера.
Человечество больше всего любит чужие тайны.
— Хотите, сыграем в шахматы?
— Габи, как шахматный партнёр вы меня не интересуете.
Тем, кому сейчас десять, мы не нужны: ни мы, ни наши идеи; они не простят нам голода и бомбежек. А вот те, кто сейчас еще ничего не смыслит, будут рассказывать о нас легенды, а легенду надо подкармливать, надо создавать сказочников, которые переложат наши слова на иной лад, доступный людям через двадцать лет. Как только где-нибудь вместо слова «здравствуйте» произнесут «хайль» в чей-то персональный адрес, знайте: там нас ждут, оттуда мы начнем свое великое возрождение.