Во все тяжкие (Breaking Bad) – цитаты из сериала

141 цитата
Во все тяжкие (Breaking Bad)
Год: 
2008 – 2013
Слоган: 
«In the no-holds-barred world of Walt White, the end justifies the extreme. (season 2)»
Страна: 
США
Жанр: 
драма, криминал, триллер

Школьный учитель химии Уолтер Уайт узнаёт, что болен раком лёгких. Учитывая сложное финансовое состояние дел семьи, а также перспективы, Уолтер решает заняться изготовлением метамфетамина.

Для этого он привлекает своего бывшего ученика Джесси Пинкмана, когда-то исключённого из школы при активном содействии Уайта. Пинкман сам занимался варкой мета, но накануне, в ходе рейда УБН, он лишился подельника и лаборатории.

— Ты пошёл погулять, зависаешь, отрываешься. Загоняешь дурачка симпотным тёлкам. И вдруг — ой, кто это? Сотрудник налоговой... и смотрит на тебя. И что же он видит? А видит он молодого парня с шикарным домом, неограниченным запасом бабла и без работы. И какой же вывод сделает налоговик?
— Я наркобарыга?
Нет! В миллион раз хуже. Ты уклоняешься от налогов!

- Ты пошёл погулять, зависаешь, отрываешься. Загоняешь дурачка симпотным тёлкам. И вдруг - ой, кто это? Сотрудник налоговой... и смотрит на тебя. И что же он видит? А видит он молодого парня с шикарным домом, неограниченным запасом бабла и без работы. И какой же вывод сделает налоговик?
- Я наркобарыга?
- Нет! В миллион раз хуже. Ты уклоняешься от налогов!
- Ты пошёл погулять, зависаешь, отрываешься. Загоняешь дурачка симпотным тёлкам. И вдруг - ой, кто это? Сотрудник налоговой... и смотрит на тебя. И что же он видит? А видит он молодого парня с шикарным домом, неограниченным запасом бабла и без работы. И какой же вывод сделает налоговик?
- Я наркобарыга?
- Нет! В миллион раз хуже. Ты уклоняешься от налогов!

Я всю мою жизнь прожил в страхе. Боялся того, что могло случиться, должно или не должно было случиться... и все пятьдесят лет я так прожил. Часто просыпался в три часа ночи... Но знаешь что, с тех пор как у меня нашли рак, я сплю отлично. И вот тогда я понял, что самое страшное — сам страх, он настоящий враг. Так что вставай и выйди навстречу миру, и врежь этому гаду так, чтоб все зубы повылетали.

Я всю мою жизнь прожил в страхе. Боялся того, что могло случиться, должно или не должно было случиться... и все пятьдесят лет я так прожил. Часто просыпался в три часа ночи... Но знаешь что, с тех пор как у меня нашли рак, я сплю отлично. И вот тогда я понял, что самое страшное - сам страх, он настоящий враг. Так что вставай и выйди навстречу миру, и врежь этому гаду так, чтоб все зубы повылетали.
Я всю мою жизнь прожил в страхе. Боялся того, что могло случиться, должно или не должно было случиться... и все пятьдесят лет я так прожил. Часто просыпался в три часа ночи... Но знаешь что, с тех пор как у меня нашли рак, я сплю отлично. И вот тогда я понял, что самое страшное - сам страх, он настоящий враг. Так что вставай и выйди навстречу миру, и врежь этому гаду так, чтоб все зубы повылетали.

Нельзя пускать на самотёк, надо жить на своих условиях. Я жил с этим раком почти год. Сначала думал: всё, смерть. Так все говорили. Но знаешь, любая жизнь кончается смертью. Но до тех пор кто главный? Я. Вот так и живу.

Нельзя пускать на самотёк, надо жить на своих условиях. Я жил с этим раком почти год. Сначала думал: всё, смерть. Так все говорили. Но знаешь, любая жизнь кончается смертью. Но до тех пор кто главный? Я. Вот так и живу.
Нельзя пускать на самотёк, надо жить на своих условиях. Я жил с этим раком почти год. Сначала думал: всё, смерть. Так все говорили. Но знаешь, любая жизнь кончается смертью. Но до тех пор кто главный? Я. Вот так и живу.

Если поверить в ложь, то можно любого надуть. Как-то раз я убедил одну тётку, что я Кевин Костнер, и она повелась, потому что я сам в это поверил. Главное не про что врёшь, а как.

Если поверить в ложь, то можно любого надуть. Как-то раз я убедил одну тётку, что я Кевин Костнер, и она повелась, потому что я сам в это поверил. Главное не про что врёшь, а как.

Эти врачи всё чешут насчёт выживания. Год или два. Будто важнее всего именно жить. Но какой смысл жить, если я не смогу работать, наслаждаться едой, заниматься любовью? Сколько бы мне ни осталось, я хочу прожить эти дни дома, спать в своей кровати, а не давиться 30-40 таблетками в день и терять волосы, и валяться, не в силах встать с постели, и с такой тошнотой, что головы не повернуть.

Эти врачи всё чешут насчёт выживания. Год или два. Будто важнее всего именно жить. Но какой смысл жить, если я не смогу работать, наслаждаться едой, заниматься любовью? Сколько бы мне ни осталось, я хочу прожить эти дни дома, спать в своей кровати, а не давиться 30-40 таблетками в день и терять волосы, и валяться, не в силах встать с постели, и с такой тошнотой, что головы не повернуть.

О хороших парнях никогда не пишут столько, сколько о плохих.

О хороших парнях никогда не пишут столько, сколько о плохих.
Пояснение к цитате: 
Уолтер Уайт-мл. вспоминает слова Хэнка Шрейдера.

— Когда-то я был участковым. Меня постоянно вызывали на семейные разборки, сотни раз за годы службы. Но был один парень, один говнюк, которого никогда не забуду, — Горди, прямо вылитый Бо Свенсон. Помнишь такого? В «Бесславных ублюдках» играл, помнишь?
Нет...
— В общем, здоровый гад, килограмм 100-110. Но его жена, ну или подруга, была очень хрупкой, как птичка, запястья точно веточки. И вот нас с напарником вызывали к ним каждые выходные, и каждый раз один из нас отводил её в сторону и говорил: «Всё, хватит, пиши заявление!» И дело было не в какой-то глубоко скрытой любви, в нашем случае девушка просто боялась и ни за что не хотела его подставлять. Приходилось сдавать её в больницу, а его сажать в воронок и везти в вытрезвитель, чтоб проспался, а утром возвращался домой. Но как-то раз мой напарник захворал, и я дежурил один. И вот приходит вызов всё по той же херне — сломанный нос в душе и всё такое. Я надеваю наручники, сажаю его в тачку, везу в участок, но только в ту ночь на въезде в город тот ушлёпок запел на заднем сиденье песню «Danny Boy». Вот она-то меня и вывела... И вместо налево я свернул направо, на просёлочную. Поставил его на колени, сунул револьвер ему в рот и сказал: «Вот и всё. Настал твой конец». Он заплакал и давай ссаться и клясться, что оставит её в покое, и кричать так громко, как мог с пистолетом во рту. Я говорю ему, чтоб заткнулся, потому что надо было подумать, что делать дальше. Конечно же, он заткнулся. Замолк. Стал тише воды. Как собака, ждущая объедки. И вот стоим мы там, я делаю вид, что раздумываю, а прекрасный принц на коленях, в грязи, в обосранных штанах. И вот через пару минут я вынимаю пушку из его рта и говорю: «Если ты её хотя бы ещё раз тронешь, то я тебя так, и так, и так, и бла, бла, бла».
— Просто предупредил?
— Конечно. Я же хотел... Хотел по-хорошему. Но через две недели он убил её. Проломил ей голову блендером. Когда мы приехали, там было столько крови, что воздух был железным на вкус. Мораль сей басни такова: я пошёл на полумеры там, где надо было давить до конца. Больше я такой ошибки не повторю. Хватит полумер, Уолтер.

- Когда-то я был участковым. Меня постоянно вызывали на семейные разборки, сотни раз за годы службы. Но был один парень, один говнюк, которого никогда не забуду, - Горди, прямо вылитый Бо Свенсон. Помнишь такого? В «Бесславных ублюдках» играл, помнишь?
- Нет...
- В общем, здоровый гад, килограмм 100-110. Но его жена, ну или подруга, была очень хрупкой, как птичка, запястья точно веточки. И вот нас с напарником вызывали к ним каждые выходные, и каждый раз один из нас отводил её в сторону и говорил: «Всё, хватит, пиши заявление!» И дело было не в какой-то глубоко скрытой любви, в нашем случае девушка просто боялась и ни за что не хотела его подставлять. Приходилось сдавать её в больницу, а его сажать в воронок и везти в вытрезвитель, чтоб проспался, а утром возвращался домой. Но как-то раз мой напарник захворал, и я дежурил один. И вот приходит вызов всё по той же херне - сломанный нос в душе и всё такое. Я надеваю наручники, сажаю его в тачку, везу в участок, но только в ту ночь на въезде в город тот ушлёпок запел на заднем сиденье песню «Danny Boy». Вот она-то меня и вывела... И вместо налево я свернул направо, на просёлочную. Поставил его на колени, сунул револьвер ему в рот и сказал: «Вот и всё. Настал твой конец». Он заплакал и давай ссаться и клясться, что оставит её в покое, и кричать так громко, как мог с пистолетом во рту. Я говорю ему, чтоб заткнулся, потому что надо было подумать, что делать дальше. Конечно же, он заткнулся. Замолк. Стал тише воды. Как собака, ждущая объедки. И вот стоим мы там, я делаю вид, что раздумываю, а прекрасный принц на коленях, в грязи, в обосранных штанах. И вот через пару минут я вынимаю пушку из его рта и говорю: «Если ты её хотя бы ещё раз тронешь, то я тебя так, и так, и так, и бла, бла, бла».
- Просто предупредил?
- Конечно. Я же хотел... Хотел по-хорошему. Но через две недели он убил её. Проломил ей голову блендером. Когда мы приехали, там было столько крови, что воздух был железным на вкус. Мораль сей басни такова: я пошёл на полумеры там, где надо было давить до конца. Больше я такой ошибки не повторю. Хватит полумер, Уолтер.
- Когда-то я был участковым. Меня постоянно вызывали на семейные разборки, сотни раз за годы службы. Но был один парень, один говнюк, которого никогда не забуду, - Горди, прямо вылитый Бо Свенсон. Помнишь такого? В «Бесславных ублюдках» играл, помнишь?
- Нет...
- В общем, здоровый гад, килограмм 100-110. Но его жена, ну или подруга, была очень хрупкой, как птичка, запястья точно веточки. И вот нас с напарником вызывали к ним каждые выходные, и каждый раз один из нас отводил её в сторону и говорил: «Всё, хватит, пиши заявление!» И дело было не в какой-то глубоко скрытой любви, в нашем случае девушка просто боялась и ни за что не хотела его подставлять. Приходилось сдавать её в больницу, а его сажать в воронок и везти в вытрезвитель, чтоб проспался, а утром возвращался домой. Но как-то раз мой напарник захворал, и я дежурил один. И вот приходит вызов всё по той же херне - сломанный нос в душе и всё такое. Я надеваю наручники, сажаю его в тачку, везу в участок, но только в ту ночь на въезде в город тот ушлёпок запел на заднем сиденье песню «Danny Boy». Вот она-то меня и вывела... И вместо налево я свернул направо, на просёлочную. Поставил его на колени, сунул револьвер ему в рот и сказал: «Вот и всё. Настал твой конец». Он заплакал и давай ссаться и клясться, что оставит её в покое, и кричать так громко, как мог с пистолетом во рту. Я говорю ему, чтоб заткнулся, потому что надо было подумать, что делать дальше. Конечно же, он заткнулся. Замолк. Стал тише воды. Как собака, ждущая объедки. И вот стоим мы там, я делаю вид, что раздумываю, а прекрасный принц на коленях, в грязи, в обосранных штанах. И вот через пару минут я вынимаю пушку из его рта и говорю: «Если ты её хотя бы ещё раз тронешь, то я тебя так, и так, и так, и бла, бла, бла».
- Просто предупредил?
- Конечно. Я же хотел... Хотел по-хорошему. Но через две недели он убил её. Проломил ей голову блендером. Когда мы приехали, там было столько крови, что воздух был железным на вкус. Мораль сей басни такова: я пошёл на полумеры там, где надо было давить до конца. Больше я такой ошибки не повторю. Хватит полумер, Уолтер.

У меня есть знакомый, у которого есть знакомый, который знает нужного вам человека.

У меня есть знакомый, у которого есть знакомый, который знает нужного вам человека.
Пояснение к цитате: 
Адвокат Гудман осторожно дает понять Джесси и Уолту, что познакомит их с крупным наркобароном.
Нет вашей любимой цитаты из "Во все тяжкие (Breaking Bad)"?