Я не люблю, когда люди сами себя убивают. Это не делает их героями.
Думаю, на самом деле когда приходится объяснять, почему ты герой — ты уже не герой.
Лучше я буду сожалеть о том, что сделал, чем о том, что не смог сделать, когда была возможность.
Ребята! Будем жить!
Летчик Скворцов погиб, когда победил свой страх воздушного боя.
... почти каждая женщина в любви способна на героизм. Пойми, она целует, обнимает, отдается — и она уже мать. Для неё, если она любит, любовь заключает весь смысл жизни — всю вселенную! Но вовсе не она виновата в том, что любовь у людей приняла такие пошлые формы и снизошла просто до какого-то житейского удобства, до маленького развлечения. Виноваты мужчины, в двадцать лет пресыщенные, с цыплячьими телами и заячьими душами, неспособные к сильным желаниям, к героическим поступкам, к нежности и обожанию перед любовью.
Читают вслух распорядок дня барона Мюнхгаузена, чтобы доказать его сумасшествие. Пункт: «С восьми утра до десяти — подвиг».
Истина сражения такова: убить человека просто так — преступление, но чем больше убьешь на поле боя, тем скорее прослывешь героем.
Герои должны умирать. Если они выживают, то становятся скучнейшими людьми на свете.
Героизм, мой мальчик, нужен для тяжелых времен, – поучительно заметил Ленц. – Но мы живем в эпоху отчаяния. Тут приличествует только чувство юмора.
— Не будь таким трусом!
— Если я умру, ты назовешь меня героем?
— Наверное.
— Но пока я жив, я трус.
— Боюсь, что так принято. Славу получаешь тогда, когда не можешь ей насладиться.
Двадцать четыре года дисциплины и труда во имя победы создали вечную славу, имя которой Красная Армия. Каждый, кто любит свободу, находится в таком долгу у Красной Армии, который он никогда не сможет оплатить... Всякий, кто будет участвовать в разгроме Гитлера, должен считать Красную Армию героическим образцом, которому необходимо подражать.
Доблести не бывает, это просто внушают солдатам, чтобы те хотели идти на смерть.