– Ночка-то какая славная, – заговорил вдруг незнакомец. – Морозно… тихо. Что за прелесть – русская зима!
Валенки наденешь, тулупчик из барана, шапку, башлычок, — мороз и не щиплет. Выйдешь — певучий звон. И звёзды. Калитку тронешь,— так и осыплет треском. Мороз! Снег синий, крепкий, попискивает тонко-тонко. По улице — сугробы, горы. В окошках розовые огоньки лампадок. А воздух... — синий, серебрится пылью, дымный, звёздный.
Он не винил людей за равнодушие. Он понял давно, откуда эта душевная тупость, душевный холод, мороз, тот самый, который обращал в лёд слюну на лету, добрался и до человеческой души. Если могли промёрзнуть кости, мог промёрзнуть и отупеть мозг, могла промёрзнуть и душа. На морозе нельзя было думать ни о чём. Всё было просто. В холод и голод мозг снабжался питанием плохо, клетки мозга сохли — это был явный материальный процесс, и Бог его знает, был ли этот процесс обратимым, как говорят в медицине, подобно отморожению, или разрушения были навечны. Так и душа — она промёрзла, сжалась и, может быть, навсегда останется холодной.
Люди не мёрзнут, грея себя любовью;
Люди танцуют, а им и не нужно много;
Люди смеются, люди не хмурят брови –
Хорошие признаки того, что здесь обитают давно ушедшие боги.
Ой, мороз, мороз, не морозь меня,
Не морозь меня, моего коня.
У меня жена, ох, красавица.
Ждёт меня домой, ждёт-печалится.
Снег жесток к тем, кто засыпает в его объятьях.
Стебельки лука,
Схваченные первым морозцем,
Сияют чистотой.
Трещали морозы, морозы крепчали,
морозы настолько взбесились,
что даже термометры в окна стучали -
погреться немного просились.
Я настолько привык к ней, к ее теплу, что когда ее не было рядом, я буквально замерзал.