Цитаты про неполноценность

20 цитат

Никому не нужен тот, кто не нужен самому себе. А тот, кто принимает себя таким, какой он есть, живет вкусной, полноценной жизнью, несмотря на все возможные житейские проблемы.

Если человек пускает пыль в глаза, то это только потому, что он чувствует неполноценность и не ощущает в себе достаточно сил для того, чтобы состязаться с другими в чем-то полезном. Вот почему он продолжает заниматься бесполезными вещами.

Такова была его участь — реализовывать себя лишь наполовину. Все в нем было обрывочным: и его образ жизни, и его образ мыслей. Человек, состоящий из обрывков, сам становится обрывком.

Все так заботятся о наличии партнёра, как будто без него ты просто неполноценен.

Пояснение к цитате: 
На свадьбе своего отца Кэтрин призналась сестре, подружкам невесты и Эвану, что у неё нет парня.

Человек, попробовавший могущества, возвышающего его над другими людьми, волей-неволей привыкает к своей силе. И когда теряет эту силу – ощущение такое, будто он остался с одной рукой или же потерял возможность двигаться – вроде живет, но… ощущение неполноценности не оставляет его ни на минуту.

— Каждый из нас живет в замке, из которого не может убежать, если тебя это утешит, Лори. Никто из нас не выбирает свое тело. Какое дали — в таком и живем. И, поверь, многим повезло куда меньше, чем тебе. Слепые, глухие, безногие, изувеченные, страдающие от всяческих заболеваний, генетических нарушений, всевозможных форм неполноценности. Никто из нас не может убежать из своего замка! Всем приходится чем-то жертвовать. Безногие не могут ощутить мягкую траву под ногами. Глухие не могут слышать шум океана. Карлики не играют в баскетбол, а колясочники не танцуют танго! А люди вроде тебя не могут ни к кому прикасаться! Собери всю волю в кулак и прими же это, наконец, со всей ответственностью!

От всех мальчишек, притворяющихся мужчинами, которых ты пускала в своё сердце и тело, ты узнавала, что в тебе нет магии, превращающей чудовище в принца.

... хотя отрицание смерти — универсальная тенденция, проявляющаяся в разнообразных формах, оно имеет два базовых механизма: веру в личную уникальность и веру в конечного спасителя.
Возникает впечатление, что вера во внешнего избавителя как психологическая защита по своей природе имеет определённую ущербность. Она не только не вполне контейнирует первичную тревогу, но и закономерно порождает дополнительную патологию: вера человека в то, что его жизнь контролируется внешними силами, связана с чувством бессилия, неполноценности, низким самоуважением. Тот, кто не полагается на себя или не верит в себя, соответственно ограничивает себя в приобретении информации и умений; в общении с другим он склонен стараться расположить их к себе. Легко понять, что низкая самооценка, тенденция самоуничижения, малое число умений, на владении которыми могло бы основываться переживание самоценности, неудовлетворительные межличностные отношения — всё это подготавливает почву для психопатологии.

Это была не роскошная эмоция, как ревность, восхищение или стремление стать таким же. Это было чувство неполноценности. Это был раздражающий уровень отчаяния в моём собственном я. Это был удручающий уровень разочарованности в себе.

— Какое неприятное чувство, когда чувствуешь лишь 0,0001 от былых сил...
— Хватит пороть чушь!... Что за... Не понимаю... Эта сила внутри меня — будто я и правда...
— ... стала монстром? Так и есть. Капля моей силы довела ваши тела до необходимой кондиции — в полноценных чудовищ.
— Хочешь сказать, что мы уже не сможем вновь стать людьми?
— Глупый вопрос. Избавление от недостатков — сама суть полноценности.
Отчуждение от мира оставляет на душе раны, которым никогда не зажить. И теперь мы — чудовища, которым уже не вернуть человечность...
— Будете служить мне — и вам больше не придётся страдать от отчуждённости и одиночества.

Возможно, я был недоразвит. Вполне вероятно. Я частенько ощущал свою неполноценность. Мне хотелось просто отстраниться от всего. Но не было такого места, где я мог скрыться. Суицид? Ничем не лучше, чем любая другая работа. Я предпочел бы уснуть лет этак на пять, но разве мне бы позволили.