Может быть, это вдавленные в асфальт окурки, переполненные мусорки во дворах, облезлые неуютные больницы и школы, нелепые детские площадки со сломанными качелями и пьяными людьми на скамейках, яркие витрины, отражающиеся в грязных лужах, незаметное и безграничное давление сотен, тысяч блеклых стен вокруг меня заставляют видеть этот город таким. А может быть, я просто заразился ангедонией у какого-то бездомного хромого пса с воспаленными мутными глазами, но смотрю вокруг задушено, черно. И сквозь беспрерывное смеркание рассудка никак не могу разглядеть что-то, что заставит расправить плечи, вздохнуть и просто жить дальше. Единственное, чего хочется — это идти. Просто идти, не куда-то, а прочь. Идти до тех пор, пока хватает сил. Идти вперед и найти там, впереди, что-то для себя.
Он [Франсуа Перрен] вам скажет, что лифт отеля Крийон поднял его намного выше, чем он мог себе представить. Ещё он вам скажет, что отправился искать душу старого индейца, а нашёл свою.
По своему следу себя не отыщешь.
Кто чему учился
Учитель полвека проработал в школе и теперь его провожали на заслуженный отдых. В актовом зале собралось множество его учеников. Среди них были учителя и учёные, врачи и спортсмены, руководители и рабочие, военные и священники, милиционеры и уголовники, художники, артисты и люди без особых талантов, заслуженные и простые люди. Многих учил за свою жизнь учитель.
Перед напутственным словом его спросили:
— Вы, наверное, кем-то из своих учеников гордитесь, а за кого-то вам и стыдно?
Учитель ответил:
— Нет, не горжусь и не стыжусь, а лишь радуюсь за вас — ведь каждый научился тому, чему учился.
Вот, говорят: «Ты живёшь не так! Для романтики места нету
В мире, где правят деньги, война и статусов разных списки».
Я же, укрывшись остатками кокона, тихо бреду по свету
В поисках справедливости, мира, добра и смысла.
И, удивительно, скольких встретила столь же наивных странников!
Тихо работают, громко смеются, детей рожают счастливых.
Кто-то поблизости, можно зайти. Другие дорогами дальними
Бродят в иных совершенно краях, они же не из пугливых.
Сколько бы разных сокровищ ты не искал, помни лишь то, что
Главной находкой всей твоей жизни станешь только ты сам.
Сколько мимо промчалось нелепых лет,
чтоб приблизить эту весну.
Мотыльки, не глядя, летят на свет,
я вот так же лечу на звук.
Крылья – в пепел, и птицей Феникс опять
возрождаться из серых дней.
Собирать себя по частям, взлетать,
подниматься снова с колен,
и молиться иначе, и шёпот звёзд
различать в суете потерь…
Неужели и ты, наконец, дорос
до всего, что понять хотел?
Неужели на новом круге полёт
не прервётся, огнём горя?
Что ж, увидим, кто из нас мотылёк,
если звуком вдруг стану я.
Но вот парадокс: нигде не нравится, но везде хорошо: я странник, не ищущий приюта; я птица, летящая высоко и нейтрально смотрящая на всё происходящее и окружающее.
— Не думай больше о себе плохо. Ты способна на многое.
— Я здесь не при чём. Это все мое ненатуральное тело.
— Но это твоё тело. И хоть ты считаешь себя инструментом, без воли, веры в себя и тренировок, любой инструмент — просто барахло. И только ты решаешь, как этим инструментом воспользоваться.
А ещё...
Пусть душу новую я обрету там, где посмел заблудиться!
Стихотворение "Озадачьте меня, о, зодчие", 1991.