Нельзя отрицать того, что в интересах частного лица и в интересах общественных несравненно выгоднее пресечь проявленную волю в ее зародыше, не давая ей развиться и действительно причинить предполагаемый вред. Государство имеет дело с поступками, действиями людей, а не с их совестью, идеями, убеждениями. Всякое отступление от этого принципа, составляет возвращение к эпохе преследования мысли, – эпохе инквизиции, пыток.
— Питер, Эрвинг, Планки не виновны, также, как сыновья Бонхарда.
— Я забыл, что вы дружите не только с Планком.
— В наши времена дружба бесценна.
1927 год.
— Рад вас видеть!
— Что случилось?
— Доктор Гервиц заштопал Орлушу, а Вигилант ведёт себя, как псих!
— Они нас видели. А мы с Миротворцев в розыске. Придётся убить и врача, и медсестру, и... медсестру-мужчину.
— Мужчина — медбрат.
— Звучит как родственник врача.
— Что за бред? У них такая профессия!
— Странно, наверное, быть медсестрой-мужчиной.
— А ты вообще уборщик посуды!
— Ну теперь точно придётся убивать, ты выдал мою личность!
— И что, обязательно убивать?!
— Нет, мы их свяжем, и когда придут их сменщики, нас уже не будет.
— Они знают нас в лицо.
— Если не остановим бабочек, это будет неважно!
— Ну ладно. Только не скотчем — потом сдирать больно будет. (...)
— То есть связывать скотчем — это жестоко, а зверски убивать — это норм?!
— Я видела, что ты ехал мимо, развернулся, а потом пошёл за мной.
— Брось! Ты меня каким-то сталкером изобразила!
— Нет. Это ты повёл себя как сталкер, а я просто описала.
Между всеми представительницами слабого пола существует необъяснимое, но бесспорное взаимопонимание. Каждой женщине ведом страх оказаться беспомощной перед лицом превосходящей силы. У каждой начинает бешено колотиться сердце при мысли, каково это — когда тебя преследуют. Когда в окно машины раздаётся стук и незнакомец просит его подвезти. Когда, выпив слишком много, не решаешься отказать. Когда с улыбкой сносить посягательства мужчин, опасаясь задеть их чувства или показаться нелепой... Даже если с тобой ничего подобного не случалось, тебе всё равно это знакомо. Часть так называемого «коллективного бессознательного».
Это место порождает иллюзии в вашем разуме... я постоянно спрашиваю себя, сон ли это или все наяву. Этот последний самый ужасный гуль, кажется, преодолел этот разрыв — между состояниями бодрствования или сна. Я видел, как он охотился на другую бедную душу, за кем-то, кому повезло меньше, чем мне. Человек со шляпой и одетой на руку лапой с когтями, с шрамами различного вида. Он заметил меня, и то, что на самом деле произошло далее, всё ещё остаётся загадкой для меня. Грёзы взяли верх, и я был уверен, что умру. Но я проснулся. Не совсем так, как если бы я проснулся у костра, вместо этого я просто очнулся... внутри этого ужасного леса, помня о кошмарах. Теперь мне стало страшно как бодрствовать, так и спать.
— Шерман не заговорит, пока Нокс его прикрывает. Нельзя его преследовать.
— Когда я закончу, мне не надо будет его преследовать, он сам придет за мной.
— Ты всего лишь женщина.
— Ты чертовски прав.
— Не думал, что доживу до дня, когда мы будем выслеживать своего брата по оружию.
— Но зачем ему убивать Артура?
— Представь, что твою сестру изгнали из Камелота.
— Моя сестра злобная старая карга — я был бы благодарен.