Ну да, легче всего послать человека, а вот понять, посочувствовать ему...
Навязчивое сочувствие может ранить даже сильнее, чем ледяное равнодушие.
Наше сочувствие ближним всегда покоится на прочном фундаменте смутных опасений, что рано или поздно нас самих не минует аналогичная чаша…
Мы редко сочувствуем людям, жаждущим и ищущим нашего сочувствия, но легко отдаем его тем, кто иными путями умеет возбудить в нас отвлеченное чувство жалости.
Она меня за муки полюбила,
А я её — за состраданье к ним.
Акт I, сцена 3.
в пер. П.И. Вейнберга
Людское сочувствие, безусловно, поверхностная вещь. Но если ты ищешь его, ты, конечно, же найдёшь. Борись. И твои холодные пальцы всегда будут тёплыми от сердца другого человека.
Я понимал, что принимаю судьбу этих незнакомых людей слишком близко к сердцу, но ничего не мог с собой поделать. На самом-то деле наше сочувствие ближним всегда покоится на прочном фундаменте смутных опасений, что рано или поздно нас самих не минует аналогичная чаша...
Бильбо внезапно понял, каково это — жить в беспросветном мраке, без надежды на лучшую долю. Кругом камень и тьма, промозглая сырость… Тут не только зашипишь, тут взвоешь. Это сочувствие было сродни озарению.
Подростки, конечно, существа эмоционально нежные и в высшей степени ранимые, однако с сочувствием у них не очень. Это приходит позже, если вообще приходит.
Ненависть, гордыня, месть и страх — это чума земли. Любовь, доброта, сострадание, сочувствие и помощь другим — лекарство.
А ещё...
Развитое понимание реальной вины — это результат хорошего воспитания, когда с детства родители учили ребёнка ставить себя на место других, сочувствовать, жалеть их; а невротическая вина — следствие ошибок воспитания.
Если человека с детства постоянно ругали и критиковали родители, если они не сумели показать ему свою безусловную любовь, он всю жизнь будет мучиться вопросом, как заслужить любовь, и станет болезненно самокритичным. Пребывая в иллюзии, что он может быть любим, только став идеальным, человек постоянно испытывает страх сделать что-то не так. По существу его болезненную тревожность неправильно называть чувством вины, ведь она не связана с совестью, а только со страхом быть отверженным.