Я не могу его обогнать, — жаловался Вицин. – Пусть Моргунов бежит медленнее.
Почему ты так быстро бегаешь? – спросил я Моргунова.
А меня, — заявил он мрачно, — живот вперед несёт.
... Мне совершенно необходимы эти час-полтора ежедневного бега: я могу помолчать и побыть наедине с самим собой — то есть соблюсти одно из важнейших правил психической гигиены.
Вот Вилли. Он бежит ради самого бега. А вот Джим. Он бежит потому, что впереди есть цель.
Лучший приём в драке — это бег на длинные дистанции.
Я бегу. И думаю только о беге. Когда ты бежишь, ты можешь быть кем угодно, от твоей личности тут ничего не зависит. Твое тело — машина для бега, не больше, но и не меньше. Все твои реакции — это реакция тела, и у тебя нет других желаний, кроме желаний тела. Если ты бежишь, чтобы победить, ты должен думать только о том, как нацелить свое тело на победу. Во имя скорости ты забываешь о себе. Ты должен отречься от себя, чтобы добежать до финиша.
Все мы стараемся найти смысл в этом мире, переполненном болью. Сверхмарафонцы ищут этот смысл буквально.
— Мы куда-то бежим, но ведь за нами никто не гонится.
— А что в этом плохого? Тем больше шансов, что нас не поймают!
Просто диву даешься, о чем только не думают люди, пока бегут свои сорок два километра. Такой вот жестокий вид спорта, этот самый марафон: без мантры до финиша не дотянешь.
— Что мы делаем?
— Есть такая штука, её изобрели в 60-е — бег трусцой.
— Вы бегаете, мистер Дэвис?
— Я? Ну, нет, не на конкурсах.
— Как всегда. Потому что вы знаете, что на этом пути вы свободны от всего. В тот момент даже пистолет меня не остановит, ни цвет, ни деньги, ни страх, ни даже ненависть. Там нет чёрного или белого, есть только быстрый или медленный. Те десять секунд вы полностью свободны.