— Всем привет. Ну что, ты мне алгебру сделала?
— Да какую!? Орут все как резаные!
— Ты что, с ума сошла мне завтра сдавать уже!
— Скажи, это у вас, придурков, сейчас так модно разговаривать?
— [Показывает язык с пирсингом]
— Ты чёкнулась! папа увидет, убьет!
— Ух-ты! Здорово! Язык проколола? Ну, и как, больно?
— Очень! Кровище было! Пофиг, красота требует жертв!
— Скажи: а тебе мозги через уши или через ноздри удаляли?
— Сама дура!
Доктор Геббельс грезил о том, что после войны он будет ежегодно устраивать в Варшаве театрализованное представление, а руины Гетто использовать как декорацию к его представлениям.
– В представлении будут участвовать евреи? – спросил я его.
– Безусловно, – воскликнул он, – Тысячи и тысячи.
– Могу ли я спросить, сэр, – сказал я, – Где же Вы собираетесь найти столько евреев после войны?
Беседа доктора Гебельса после поставленной пьесы Кэмбелла, прославлявшую немецких солдат при борьбе с евреями.
Характерным, после обстрела, было то, что люди превращались в обугленные головешки два три фута длинной, ну, или, если вам так интереснее, они казались гигантскими поджаренными кузнечиками.
Идет описание обстрела Дрездена и вот как он представляет себе и другим тела погибших. Возможно сопоставляя погибших с огромными жареными кузнечиками, автор пытается убавить ужас тех времен, вселяющийся во всякого, кто сталкивается лишь с понятием слова война.
У жизни отменное чувство юмора, хотя порой и жестокое.
Мне уютно от ощущения, что мир медленно умирает.
Монстр заявил, что он только снаружи противный и скользкий, а внутри — белый и пушистый. Однако вскрытие показало, что он ещё и врун.
Десять негритят решили пообедать,
Один внезапно подавился — их осталось девять.
Девять негритят уселись под откосом,
Один заснул и не проснулся — их осталось восемь.
Восемь негритят отправились в Девон,
Один не возвратился — остались всемером.
Семь негритят дрова рубили топором,
Перерубил один себя — остались вшестером.
Шесть негритят пошли на пасеку играть,
Одного ужалил шмель — и их осталось пять.
Пять негритят суд учинить решили,
Приговорили одного — осталось их четыре.
Четыре негритенка пошли поплавать в море,
Один попался на крючок — и их осталось трое.
Трое негритят в зверинце очутились,
Одного задрал медведь — и двое получилось.
Двое негритят пошли на солнышке валяться,
Один до смерти обгорел — чтоб одному остаться.
Последний негритенок, вздыхая тяжело,
Пошел, повесился — и вот не стало никого.
– Замри-ка на минуту – пора нам, батя, в ад!
– Что ты имеешь в виду?
– Желаю счастья в новом году!
Ночью думы муторней.
Плотники не мешкают —
Не успеть к заутрене:
Больно рано вешают.
Ты об этом не жалей,
не жалей —
Что тебе отсрочка?!
На верёвочке твоей
Нет ни узелочка!
— Ну что, пациент, готов к операции?
— Это не больно? — на который я ответил избитой студенческой шуткой:
— Сколько я ни делал операций, мне никогда не было больно.
Я бы хотел умереть на Марсе — но только не от удара о поверхность.
Мне не терпится увидеть, как взорвется Солнце: это будет круто. Но это еще только через три миллиарда лет. Жаль, если не дождусь.
— Кажется, я хочу покончить с собой.
— Ужасная идея! Я пробовал однажды — не сработало.
А ещё...
— Когда я вырасту, хочу стать похожим на динозавра!
— Но, сынок, все динозавры умерли.
— Я знаю.