Мы с тобою губами малину в лесу обрывали.
Ветер в листьях зеленых счастливую песню нам пел.
А когда на вечерней поляне мы танцевали,
К твоим губам прикоснуться я хотел.
Исполнял песню Игорь Сорин, бывший солист группы «Иванушки international»
Каждая революция начинается и заканчивается с его губ.
— Вот он наконец-то, настоящий влюбленный, — сказал себе Соловей. — Ночь за ночью я пел о нем, хотя и не знал его, ночь за ночью я рассказывал о нем звездам, и наконец я увидел его. Его волосы темны, как темный гиацинт, а губы его красны, как та роза, которую он ищет; но страсть сделала его лицо бледным, как слоновая кость, и скорбь наложила печать на его чело.
Во мне, видимо, есть часть, всегда уважающая физическую сторону речи, независимо от содержания; само движение чьих-то губ существенней, чем то, что их движет.
Хватит, что за чертовщину ты несешь?
Убери напрочь моё прекрасное имя, со своих уст.
Our wistful little star
Was far too high
A teardrop kissed your lips
And so did I
Now when I remember spring
And every little lovely thing
I will be remembering
The shadow of your smile
Your lovely smile
Вы знаете, как не хватает человеку одного поцелуя? Насколько холодеют его губы без любви? Без эмоций, без тех самых чувств, что возрождают в нём только самое прекрасное. Сокровенное. Открывают его с совсем другой стороны. Этот душевный рост, когда одна светлая эмоция перечёркивает тысячу бледных, блёклых, миллион серых тонов. Когда один поцелуй может перевернуть мир для того человека, которого поцелуют. Целуйтесь... Наслаждайтесь друг другом. Живите. Людям хватает слов. Людям не хватает губ...
Ловила ртом я этот мягкий пух,
А он, своевольный, таял не долетая до губ.
Я шоколадный заяц,
Я ласковый мерзавец,
Я сладкий на все сто. О-о-о.
Я шоколадный заяц
И, губ твоих касаясь,
Я таю так легко. О-о-о.
Когда я увидел ее в первый раз… все в моей голове затихло.
Все тики, все постоянно мельтешащие картинки просто исчезли.
Когда у вас обсессивно-компульсивное расстройство, у вас в действительности не бывает спокойных моментов.
Даже в кровати, я думаю:
«Я закрыл двери? Да.
Я помыл руки. Да».
Но, когда я увидел ее, единственной вещью, о которой я мог думать, был изгиб ее губ, походящий на изгиб заколки для волос.
Или ресничка на ее щеке.
Ресничка на ее щеке.
Я знал, что должен заговорить с ней.