В своих наблюдениях жизни во время моих разнообразных странствий по белу свету я был особенно поражен тем фактом, что даже в наше время люди убивают друг друга повсюду под всевозможными предлогами и всевозможными способами. Убийство гуртом все еще называется войною, а убийство отдельных личностей называется смертной казнью. Повсюду то же самое поклонение грубой силе и та же самая непоследовательность… и это совершается даже в христианских странах во имя того, чье учение было основано на мире и любви.
Если помышление о смерти укоренится в человеке, то ум его не останется уже более в стране обольщения.
Ежедневно читай одну главу Евангелия и две главы Апостола, а также кратенькое утреннее и вечернее правило.
И невозможно верить в вечный рациональный мир. Недаром Апокалипсис пророчествует о войнах. И не предвидит христианство мирного и безболезненного окончания мировой истории. Внизу отражается то же, что и наверху, на земле то же, что и на небе. А вверху, на небе, ангелы Божьи борются с ангелами сатаны. Во всех сферах космоса бушует огненная и яростная стихия и ведется война. И на землю Христос принес не мир, но меч. В этом глубокая антиномия христианства: христианство не может отвечать на зло злом, противиться злу насилием, и христианство есть война, разделение мира, изживание до конца искупления креста в тьме и зле.
Пояснение к цитате:
Николай Александрович Бердяев «Психология войны и смысл войны». Из книги «Судьба России».
[Антиномия (от греч. antinomia — противоречие в законе) — рассуждение, доказывающее, что два высказывания, являющиеся отрицанием друг друга, вытекают одно из другого.]
Вы знаете, батюшка, наша жизнь должна быть похожа на торт «Наполеон» — тесто, крем, тесто, крем, а сверху пудра. Если наш торт будет состоять только из одного теста, то он будет невкусный. Если он будет состоять только из одного крема, то он будет слишком приторный. А если тесто будет слоями перемежаться с кремом — тесто-крем, тесто-крем, тесто-крем, а сверху пудра — тогда такой пирог будет сладкий. Тесто — это наши труды, это наши мирские попечения. Если вся наша жизнь будет состоять только из них, то такая жизнь будет несладкой. Если у нас будет только один крем, то есть только одна молитва с утра до ночи, что в нашей жизни фактически невозможно, то это тоже будет неправильно, да и не получится. А у нас всё должно быть гармонично и размеренно — наши труды должны переплетаться с молитвами. Причем не обязательно с продолжительными — можно с совсем краткими: «Господи, благослови. Господи, помоги. Господи, благодарю.» «Отче
наш». Молитва Иисусова. И так наши труды, перемежаясь и переплетаясь с молитвами
это и будет сладкий пирог — для Христа». Я спросил: «А что же такое пудра?» — «А пудра — это смирение. Потому что если труды и молитва будут без смирения, тогда, как говорили оптинские старцы, есть смирение —
всё есть, а нет смирения — ничего нет»
Пояснение к цитате:
Слова отца Иоанна (Крестьянкина) по воспоминаниям игумена Мелхиседека (Артюхина).
Пояснение к цитате:
Евангелие от Марка
Допустим, я считаю, что у меня есть любовь. Бог для того чтобы испытать мою любовь, посылает мне бедняка. Если у меня есть, к примеру, двое часов: одни хорошие, а другие немного испорченные, и я отдам бедняку испорченные, то это значит, что моя любовь второго сорта. Если я имею настоящую любовь, то отдаю бедняку хорошие часы. Состояние же, когда ты оставляешь у себя и старые и новые, и не даешь вообще ничего является адским.
Но надо идти вперед, не унывать, а делом и с молитвой идти к Богу всю жизнь.
Живи не как хочется, но как Бог велит. А уж так хорошо видишь во всем этом свое бессилие, так легко возникает самоукорение, а за ним и смирение недалеко следует. И надежда одна на Милость Божию остается. А это как раз то, что и надо.
Говоря прямо и открыто, духовная жизнь Гарри, как в заключительных главах «Даров Смерти», так и во всем этом эпосе в четыре с лишним тысячи страниц, представлена как путь ученика Христа. В последнем романе о Гарри мы не найдем открытой проповеди: и тем не менее эта история настолько насыщена специфически христианскими отсылками и смыслами, что отрицать их значит упускать огромную, быть может, даже важнейшую часть трансцендентного значения этих книг.
Взирая на чудовище, в которое превратился изуродованный и почти лишенный души Вольдеморт, мы видим в этой истории ответ на риторический вопрос Христа: «Что пользы человеку, если он приобретет весь мир, а своей душе повредит?» (Мк. 8: 36).
Невероятно, но Роулинг сумела написать связную и увлекательную притчу о суде Божьем над духовными свойствами наших душ и над нашей способностью любить (или отвержением любви) — и эта притча восхищает читателей постмодернистского мира, побуждая и их стремиться к чистоте сердца и принять защиту жертвенной любви. Для поколений, выработавших непробиваемый иммунитет против любого рода «проповедей огня и серы», такое достижение граничит с чудом.
Смерть Альбуса Дамблдора — это полная любви, бесстрашная, жертвенная смерть, свидетельствующая о победе жизни.
Вместе с его действиями в пещере <...> смерть Альбуса Дамблдора — это полная любви, бесстрашная, жертвенная смерть, свидетельствующая о победе жизни. И в грядущей борьбе с Лордом Вольдемортом Гарри равняется на этот христоподобный образ.
Еще до выбора, который сделает Гарри в «Дарах Смерти», мы, читатели, как и Гарри в конце «Принца-полукровки», ощутим великую надежду, заключенную и в смерти Дамблдора, и в общем послании этих книг: смерть — не конец, существование без души хуже смерти, смерть может быть побеждена любовью и кровными узами.