Это было
Не птичье крыло.
Это лист
На ветру трепетал.
Только
Не было ветра в тот день.
1946 год.
Перевод с французского Мориса Ваксмахера.
Перевод И. Озеровой
Я не помню, сколько осеней назад
Падал под ноги наш первый листопад.
Ты на краешке сгорающего дня
Целовал меня.
Ржавый кленовый лист
болтается на ветру,
ударяется о ствол дерева,
бывшего его семьёй.
Иногда ветер прекращается
и он висит
одинокий
никому не нужный.
Надо бы упасть вниз,
предназначение исполнено,
но он ещё держится ни за что.
Сколько осталось
ему держаться?
Белопенной волной
подхвачены алые листья —
представляется мне,
будто это лодки рыбачьи
проплывают неторопливо…
Сухие, жёлтые листы,
Предвестники поры печальной,
Вы любы мне!... Мои мечты
Привыкли к думе погребальной,
Сдружились с мыслью неземной;
И есть родство, родство святое
Меж всем тоскующим и мной —
Неизгладимо роковое
Клеймо дней прежних над душой!..
1834
Осень — ось рассудка накренилась,
в восемь в тебе станут падать листья,
этот вечер выдастся прохладным,
выдаст тайны питерских парадных:
как мужчина с северной закалкой
подносил бессильно зажигалку
к черноте усталого лица,
как летела с губ его пыльца,
превращаясь в птицу на лету
стихо-журавлиности минут.
Осень бросит в кривь дороги лужи,
мир зеркальным станет. Станет нужно
что-то понимать по отраженьям,
чтобы не остаться снова прежним.
Чтобы в темной питерской парадной,
щелкая упрямо зажигалкой,
вечер зажигая, как торшер -
сжечь все листья на своей душе.
На дорожке мертвый лист
Зашуршал в тоске певучей.
Хочется ему кружиться,
С первым снегом подружиться,
Снег так молод и пушист.
Неба зимнего созвучья,
Крыши и сухие сучья
Покрывает на вершок
Серебристый порошок.
1950