Когда я иду по подиуму, я могу одним взглядом начать или остановить войну. Я заставляю людей хотеть того, что есть у меня. Потому что на подиуме я вынимаю свою душу и всем ее показываю.
— Как кто-то вроде меня может быть моделью? Моделью могут быть только особенные люди — уверенные в себе.
— Ты тоже особенная. Ты привлекла мое внимание. Никто в этом мире не может стать особенным сам по себе. Человек становится особенным только, когда кто-то видит его ценность. Я не знаю, какой прежде была твоя жизнь, но я знаю, как человеку может быть плохо, когда его не любят и не ценят. Ты мне интересна и ты … второй самый особенный человек для меня.
— С чего начнём?
— С зубов, маникюра и педикюра. Если повезёт уберём следы от пива и стейков.
Внимание всем специалистам по эпиляции воском, электролитом, лазером: начало работы в 23.00.
— Причёска — это ваша индивидуальность. Ещё пышнее... И брови, их нужно разделить... Ещё два слоя лака...
— Неужели в моде снова растрёпанность и лохматость... А!
— Открытый купальник. Бикини эпиляция.
— Я была на том мосту, на котором Марина погибла.
— Зачем ты туда поперлась?
— Не знаю, ноги сами привели. Я стою и вдруг понимаю, что человек на такое способен от отчаяния...
— Регинка, ты меня пугаешь, выбрось это из головы!
— Конечно. Мы ведь с тобой красавицы. И работаем красавицами. Значит, никто не должен видеть наших слез.
В конце концов, она всего лишь модель, вешалка, показывает дорогие наряды женщинам, у которых больше денег, чем ума.
На сцене в художественном беспорядке были расставлены старинные, потертые стулья (один лежал на боку), на которых сидели три фотомодели. Это были существа особой породы, чьи лица и фигуры отличались редкостными пропорциями, занимающими положение ровно посередине между странными и поразительными.
Через сто лет после Эммелин Панкхёрст, боровшейся за права женщин, половозрелые представительницы целого поколения стремятся лишь к тому, чтобы их низвели до уровня бумажной куклы, плоской аватарки, чьи растиражированные эскапады скрывают за собой такие нарушения и расстройства, которые толкнули ее вниз головой с четвертого этажа. Внешний эффект – это все: модельер Ги Сомэ поспешил уведомить прессу, что Лула Лэндри выбросилась из окна в его платье, и вся коллекция была распродана за сутки после ее смерти. Можно ли придумать более действенную рекламу, чем сообщение о том, что Лула Лэндри отправилась к Всевышнему в платье от Сомэ.
Наш несоразмерный интерес, граничащий со скорбью, вполне объясним. До того, как Лэндри выбросилась с балкона, тысячи женщин отдали бы все, что угодно, лишь бы поменяться с ней местами. Даже после того, как ее тело увезли в морг, рыдающие девочки несли цветы к подъезду дома, где у Лэндри был пентхаус стоимостью четыре с половиной миллиона фунтов стерлингов. Разве хоть одну начинающую модель остановили в ее погоне за таблоидной славой взлет и жестокое падение Лулы Лэндри?
Понимаете, моделью работать — это носить чужие вещи постоянно, залезать в чужой костюм и всё это волочить на себе. Это очень тяжело, мне всё это не приносит ни удовольствия, ни радости, ну разве только деньги. Но что эти деньги? Толк от них какой? Ко мне эти деньги пришли — я их растратил. Купил себе джинсы, купил кофту, майку с футболкой, пару трусов и носки.
Я будто мамонт, входящий в пристанище газелей.
Пояснение к цитате:
Корморан Страйк зашел в модельное агенство.
Мы привыкли воспринимать себя как дешевую имитацию фотографий моделей, вместо того, чтобы видеть в фото моделей дешевую имитацию себя.