С сиденья мотоцикла мир смотрится совсем по-другому.
Я езжу. На мотоцикле. Знаете, это такое наслаждение освобождения – ты стоишь на светофоре рядом с чьей-то машиной, слышишь, что там по радио слушают. И под шлемом можешь быть собой.
Я люблю мотоциклы, но не больше, чем женщин. Женщина — самое прекрасное создание человечества.
Человек, оседлавший мотоцикл, может сконцентрироваться только на очередной секунде своей гонки; он цепляется за клочок времени, оторванный и от прошлого, и от будущего; он выдернут из непрерывности времени; он вне его; иначе говоря, он находится в состоянии экстаза, он ничего не знает ни о своем возрасте, ни о своей жене, детях, заботах и, следовательно, ничего не боится, ибо источник страха — в будущем, а он освобожден от будущего и ему нечего бояться.
Ни одной улыбки на их лицах… они с остервенением продираются сквозь транспортный поток, и на скорости девяносто миль в час выруливают вниз по центральной полосе, чудом избегая, казалось бы, неминуемых столкновений… подобно Чингиз-Хану на железной лошади, они восседают на своих монстрах-конях с огнедышащим анусом, отрывая с мясом крышки пивных банок и успевая пощупать за ляжку твою дочь, не рассчитывая на хороший прием, не моля о пощаде и не щадя никого; показывая цивилам своего рода класс, давая им слегка дернуть от запаха тех приколов, о которых они, цивилы, никогда не узнают…
Он подошёл и признался интимно, что его зовут Чел. Представил и своего коня: «Катя, это Харли Дэвидсон». Когда у твоего мотоцикла такая приличная фамилия, то не важно, как зовут тебя самого.
Пробил час — не остановишь нас.
Свыше контролю не бывать.
Делай то, что по душе
На своем стальном коне.
Мы здесь, чтоб полночь
Взорвать!
– И вообще надоел мне твой мотоцикл! Ты кого больше любишь: меня или свою железку?
Вместо ответа Эссиорх нежно погладил мотоцикл по седлу.
– Лучше б я не спрашивала! Ты что, соврать не мог? – вздохнула Улита.