— Что ты делаешь?
— Зондирую обстановку. След здесь обрывается. Надо бы опросить свидетелей.
— Это что ещё за свидетели? — [Скотт уменьшается и направляется к муравьям на стволе дерева] — Хорош дурачиться.
— Да нет, я серьёзно! — [Скотт возвращается в привычный облик] — Кэп не прячется.
— Откуда сведения? От друзей-мурашек?
— А от кого ещё? Информационный рисунок смазан, но что-то подняло Кэпа в воздух, напугав муравьёв.
— Шестое муравьиное чувство проснулось?
— А вы кто? Космонавты что ли?
— Нет, мы уничтожаем насекомых. Там на двенадцатом этаже видели крупного таракана.
— Ничего себе таракан — могу себе представить!
— Он голову может тебе откусить.
— Я был на пороге величайшего открытия. Джентльмены, секунду назад здесь, в Южной Америке, я чуть было не поймал муху-цеце.
— Вы видели муху-цеце?
— Своими глазами. Я даже разглядел хоботок и характерные желтые полоски на брюшке.
— Но этого не может быть, братец. Муха-цеце встречается только в Африке.
— А мне встретилась здесь! В Колумбии!
— А кенгуру вы, случайно, здесь не встретили, мой друг, а?
— Сударь, вы что хотите сказать, что я ошибся? Я? Член Королевской Академии? Вице-президент Общества энтомологов Шотландии, Ирландии и Северного Уэльса.
— Я кажется все понял.
— Но это была она.
— Я, кажется, все понял. Это была обыкновенная эта... Как её? Толсто... Желтобрюшка! Да, да, желтобрюшка!
— Не морочьте им головы. Никакой желтобрюшки в природе не существует. В всяком случае, среди насекомых.
— В природе, может быть, и не существует. Вам, конечно, виднее. А здесь в Колумбии, есть. Это одно из самых редких насекомых. Я только однажды видел это.
Укус осы – это бюджетный вариант ботокса. И наркоза. Лицо до подбородка теряет чувствительность, можно шиферные гвозди им забивать. А морщинки разглаживаются. Лепота!
Продолжай также плясать, и не только ты, все вы люди танцуете только судьбой.
— Похоже, ты знаток бабочек.
— Мы их изучаем в медицинской школе. Насекомые, животные, люди. Ты даже не представляешь, сколько у нас общего.
— Да?
— Ты знала, что жуки целуются?
— Нет.
— Точно...
— Как?
— Жук трется усиками о жучиху.
— А что делает жучиха?
— Если он трется как надо, они начинают строить планы на будущее, например, на вечер. Да... медицина — удивительный предмет.
О стрекоза!
С каким трудом на былинке
Ты примостилась!
Недоверчиво отношение к бабочкам распространялось на моль. Этих насекомых называли «призраки», но не убивали, чтобы ненароком не навредить духу родственника.... Моли, очевидно, пользовались этим суеверием, чтобы спихнуть ответственность за съеденную шерсть на безобидных сверчков.
Насекомые, которые умеют стрекотать, попадаются первыми.
Теперь он полностью владел своими чувствами. Они даже были необычайно обострены и восприимчивы. Страшное потрясение, перенесенное его организмом, так усилило и утончило их, что они отмечали то, что раньше было им недоступно. Он ощущал лицом набегающую рябь и по очереди различал звук каждого толчка воды. Он смотрел на лесистый берег, видел отдельно каждое дерево, каждый листик и жилки на нем, все вплоть до насекомых в листве — цикад, мух с блестящими спинками, серых пауков, протягивающих свою паутину от ветки к ветке. Он видел все цвета радуги в капельках росы на миллионах травинок. Жужжание мошкары, плясавшей над водоворотами, трепетание крылышек стрекоз, удары лапок жука-плавунца, похожего на лодку, приподнятую веслами, — все это было внятной музыкой. Рыбешка скользнула у самых его глаз, и он услышал шум рассекаемой ею воды.