Фабричное состояние вышло из моды. Когда я вижу старые автомобили производства 1955 года, которые выглядят так, словно только что сошли с конвейера, мне становится противно.
«Приязнь и неприязнь тут никакого значения не имеют», — говорит Боконон, но это предупреждение забывается слишком легко.
А потом... потянулась череда... беспокойных дней. Моя неприязнь к потусторонним созданиям... не уменьшилась. Однако... неприятные встречи... чередовались с приятными.
Если истина слишком неприятна или неожиданна, в нее отказываются верить.
Как ни стараюсь щадить ваши чувства, вечно выясняется, что кто-то недоволен моим внешним видом. А кто-то, наоборот, так доволен, что лучше бы не.
Музыка — это не просто набор звуков, музыка — это набор звуков, которые являются искусством. Все, кто это не понимают, кто не слышит музыку, мне неинтересны.
— ТЫ!!!
— А, Хаскер, мой старый друг! Рад, что ты заглянул.
— Не смей меня «хаскать», сукин ты сын!
— Я тоже рад тебя видеть.
Если что-то тебе активно не нравится, причина твоей неприязни в том, что это «что-то» резонирует с твоими внутренними проблемами.
За это Лермонтова убили.
Он её не терпит, так как не сомневается, что она знает ему истинную цену.
Ринпо и в самом деле был из тех не очень приятных людей, которые вызывают неодолимое желание вылить им что-нибудь клейкое на волосы и побить резиновым яком, а аббат был достаточно стар, чтобы прислушиваться к своему внутреннему ребенку.
Но по-моему, хоть я и рос, думая, что я англичанин, я всегда знал, что я один из вас, да. Ведь когда я приходил в школу утром в понедельник, меня спрашивали: «Смотрел на выходных спорт, Стью? Этот прекрасный вид спорта, который нравится всем мужчинам и в котором англичане – лучшие? Отлично было, да?» И я отвечал: «Нет, на самом деле он мне мерзок и отвратителен». И меня спрашивали: «А что скажешь о роскошных гобеленах, на которых вышита вся английская культура и история? Тоже не нравятся?» И отвечал: «Нет. На самом деле когда упоминают английскую культуру, мне кажется, что меня интеллектуально, физически и духовно обокрали». И меня спрашивали: «А что же английский язык, язык Шекспира, Шелли, Блейка? Черчилля? Неужели у тебя нет за него национальной гордости?» И я отвечал: «Нет. На самом деле, где бы я ни слышал английский акцент – меня начинает тошнить». И пока отвечал, слышал собственный голос, и во время ответа начинал блевать. Так что я с детства ненавидел быть англичанином.
— Я вам сильно не нравлюсь, да?
Дуайт покраснел.
— Вы и в самом деле так считаете?
— А вы когда-то давали мне шанс подумать иначе?
— Если я чувствую к вам неприязнь... потому что она мешала мне работать иногда каждый день на протяжении последних полутора лет, если это неприязнь... Если я не способен забыть ваш голос, изгиб вашей шеи, или свет, переливающийся в волосах... Если это неприязнь... Желание услышать, что вы замужем и боязнь услышать, что вы замужем... Обида на вашу снисходительность, мысль, что вы для меня недосягаемы... – он остановился, не в силах закончить предложение. – Вероятно вы сами сможете определить причину этих симптомов.