— Почему в России не прижился сухой закон?
— Потому что страшно смотреть на страну трезвым взглядом...
Я в Советском Союзе вырос и, в общем-то, ничего плохого я в нём не видел. Во всяком случае, тех гадостей, которые про него рассказывают теперь. И зачем всё это надо было ломать — для меня загадка. Вот есть пример — коммунистический Китай. Если страна стоит перед лицом кризиса, что надо сделать?
Это мне напоминает: вот живем мы с вами в сарае, неказистый такой, грубый барак. И вдруг прибегают какие-нибудь люди и говорят: «Вот у нас есть стенобитная машина, подъемный кран, на нём чугунный шар висит на тросу. Давайте сейчас мы вот это вот разнесём, а на этом месте построим сказочный дворец, в котором вы заживёте, не зная горя и вообще вечным счастьем». И мы как идиоты: «Да, давай». И вот они шарах вот этой гирей по нашему бараку и лежит груда поломанных досок. И мы спрашиваем: «А дальше-то что?», а они говорят: «Стройте дворец». Мы спрашиваем: «Из чего?», а они говорят: «А вот из этого и стройте». И вот зима, а мы с вами из поломанных досок барака строим дворец.
Вы же нас обманули. Зачем мы послушались вообще? Для чего мы ломали свой барак? Да, не было у нас дворца, хорошо, так его и теперь нет! Зачем ломали, в чём был смысл?
Две собаки встречаются на улице в Москве. Одна спрашивает другую: «Что изменила для тебя перестройка?» Вторая отвечает: «Цепь осталась слишком короткой, кормушка тоже осталась далеко... Зато лаять можно сколько угодно!»
Мы жили в разграбленной и несчастной стране, зарабатывая тяжким трудом на пропитание своим детям.
Пояснение к цитате:
90-е годы
Где были мы все эти злые годы?
Мы были здесь и прятались в словах.
— Вот яркое свидетельство порочности социалистического колхозного строя по сравнению с капиталистическим фермерским хозяйством
— Кошмар! Стёпа, у вас что, все колхозы такие?
— Ну что ты, Джек, что ты! В километре отсюда колхоз — миллионер. Но прошли, дорогой ты мой, те застойные времена, когда мы возили гостей в образцовые хозяйства. У нас теперь, понимаете ли, гласность. Приказано показывать самое отсталое.
Рожденные на рубеже двух тысячелетий.
Живущие на рубеже двух тысячелетий.
Погибшие на рубеже двух тысячелетий.
Воскресшие на рубеже двух тысячелетий.
— Всё-таки как разболтался народ, — посетовал кениг. — Надо, надо пару-тройку казней провести, а то сначала неповиновение, потом свобода слова, а потом чего?
— Демократия, перестройка и гласность, — хмуро предсказал я.
Считали, всё дело в строе,
И переменили строй.
И стали беднее втрое
И злее, само собой.
Считали, всё дело в цели,
И хоть изменили цель,
Она как была, доселе
За тридевятью земель.
Считали, все дело в средствах,
Когда же дошли до средств,
Прибавилось повсеместно
Мошенничества и зверств.
Меняли шило на мыло
И собственность на права,
А необходимо было
Себя поменять сперва.
Я, перестройке не потрафив,
Не разделив её идей,
Уйду, как Лыкова Агафья,
В тайгу, подальше от людей.
Там воздух чище и бодрее,
Ручьи хрустальные звенят,
Зверьё и там, но подобрее -
Без надобности не съедят.
А городские львы и тигры
Пускай кровавый правят бал.
Я не играю в эти игры,
Я ухожу за перевал.
Концепция — строго демократического и беспощадно гуманного социализма.
А для кого же рынок наш свободен?
Врачей? Учителей? Учёных? Вдов?
Для тех, кто смел, силён и благороден?
А может, для банкирчиков-воров?
У нас был коммунизм, сейчас – капитализм. Что не меняется? – Перспектива!..
— Перестройка!
— Гласность!!
— Демократия!!!
А кругом сидит всё та же братия…