На каждом корабле свои суеверия. Все, что придает матросам уверенности, нужно поощрять.
— Говорят, с Калтыгиным в разведку идти — плохая примета, он всегда один возвращается.
— Мало ли что трусы всякие болтают.
Гость должен прийти вовремя и потомиться вместе с гусём.
— Возьми Копье! Стой! Надо взять кусок Копья.
— Хочешь спрятать какую-то вещь, оставь ее на виду.
— Храните Копье надежно. Им можно открыть дверь, что должна быть закрытой.
Виноград не замёрзнет, если с вершины виноградника видно море.
— Ух, опалило.
— Ну ничего, сейчас смажем. До свадьбы заживет.
— Я женат. Для новой свадьбы придется развестись.
Когда начался пожар на танкере «GENT» бригада судоремонтников Сергея с сопровождающим механником Полем спряталась на дне судна, в пустой балластной цистерне.
Мечты о сверх человеке, мир и идеи всё те же самые. Как говорится, годы идут, а говно всё так же пахнет.
Излюбленной темой для разговора были для меня народные приметы — истинность их я готов был в то время доказывать чуть ли не с пеной у рта. Мы вели на эту тему долгие и горячие споры; мой друг утверждал, что все это лишь пустые суеверия, я же возражал, что предчувствия, возникающие в народе совершенно непроизвольно — то есть без какого-либо определенного повода, — обязательно содержат в себе зерно истины и, несомненно, заслуживают внимания.
Бог шельму метит.
— Похоже, сапожник умер.
– Что? [разглядывая наполовину оторванную подошву на левом сапоге] — Примета, что ли?
– Люблю наши приметы. Рассыпал соль – к ссоре, разбил тарелку – на счастье, пересолил – влюбился. Легче во всем видеть какой-то символ, чем признать, что у тебя просто руки из жопы растут… В другом тут дело. Я когда их покупал, месяца полтора назад, сапожник, древний старичок, сказал, что я их проношу столько, сколько он проживет. Вывод очевиден, он умер.
Когда Михайло покупал на рынке себе сапоги дед сапожник который их тачал сказал что сносу им не будет до его смерти.
Примененный к нему полицией способ измерения и описания воодушевил его, как любовное стихотворение, сочиненное сатаной. Замечательнее всего тут было то, что полиция может не только расчленить человека так, что от него ничего не останется, но что из этих ничтожных составных частей она безошибочно собирает его и по ним узнает.