Первым поэтом был тот, кто сравнил женщину с цветком, а первым прозаиком – тот, кто сравнил ее с другой женщиной.
— Вы заражаете моросящей своей меланхолией.
— Мне очень жаль.
— Что вы! Это приятно. Иногда. Когда хочется отдыха. У вас сам голос уже спать кладет. Я вам – огня, вы мне – лавандовость. Приятный обмен. Лежать в кровати, что будет пахнуть гербарием, и рассказывать вам чепуху о… не знаю…
— О ваших девушках.
— Да. И слушать ваши советы.
— И им не следовать.
01.07.1963. Из письма к Тамаре Уржумовой.
01.07.1963. Из письма к Тамаре Уржумовой.
Советской прозы не существует вообще. Но есть отдельные отличные книжки. Их следует прочесть.
01.07.1963. Из письма к Тамаре Уржумовой.
Точность и краткость — вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей — без них блестящие выражения ни к чему не служат.
Честная житейская проза зачастую таит в себе в десять раз больше удивительного, чем любые выдумки эпических поэтов, даже самых лучших.
Толстой удивляет, Достоевский трогает.
Каждое произведение Толстого есть здание. Что бы ни писал или даже ни начинал он писать («отрывки», «начала») — он строит. Везде молот, отвес, мера, план, «задуманное и решенное». Уже от начала всякое его произведение есть, в сущности, до конца построенное. И во всём этом нет стрелы (в сущности, нет сердца).
Достоевский — всадник в пустыне, с одним колчаном стрел. И капает кровь, куда попадает его стрела. Достоевский дорог человеку. Вот «дорогого»-то ничего нет в Толстом. Вечно «убеждает», ну и пусть за ним следуют «убеждённые». Из «убеждений» вообще ничего не выходит, кроме стоп бумаги и собирающих эту бумагу, библиотеки, магазина, газетного спора и, в полном случае, металлического памятника. А Достоевский живёт в нас. Его музыка никогда не умрёт.
— Я не понимаю, что тебя так раздражает? Ты не представляешь, как он искренне тобой восхищается! Понимаешь, он говорит, что поверял алгеброй гармонию твоей прозы!..
— Алгеброй? Ещё один припадошный!..