Познер:
— Это правда, что вы ездили в Америку по обмену?
Ургант:
— Да. Папа обменял меня на джинсы.
Экспедиция — это вот что значит: все идут друг за другом, гуськом…
Сдаётся мне, Тотошка, мы уже больше не в Канзасе.
— Хотел бы повидать Стамбул, Порт-Саид, Найроби, Будапешт. Написать книгу. Очень много курить. Упасть со скалы, но на полдороге зацепиться за дерево. Хочу, чтобы где-нибудь в Марокко в меня раза три выстрелили в полночь в тёмном переулке. Хочу любить прекрасную женщину.
— Ну, я не во всём смогу вам помочь, — сказала мисс Лумис. — Но я много путешествовала и могу вам порассказать о разных местах. И если угодно, пробегите сегодня вечером, часов в одинадцать, по лужайке перед моим домом, и я, так и быть, выпалю в вас из мушкета времён Гражданской войны, конечно, если ещё не лягу спать.
— Господа! Мы первыми покорили эти великие земли! <...> Почему бы не пойти дальше?
— О чем ты говоришь?
— О дальнейших исследованиях. Послушайте, мы завоевали этот континент. Может, завоюем другой? Пойдем на север к Берингову проливу и переберемся по суше и льдам в Азию! И все пешком!
— Пешком до Азии!? А это идея!
— И пойдем дальше – отправимся в Европу!
— Верно! Эдвардс и Хант – первые американцы, пешком пришедшие в Европу!
— На Рождество мы будем распивать шампанское в Париже!
– Отличный путеводитель. Здесь указано всё с точностью до минуты и мы ничего не пропустим.
– Кларк, забудем о программе и будем путешествовать спонтанно, как нормальные люди.
– Мы не нормальные люди. Мы Грисвулды!
— ... Итак, на чём я остановился?
— Ты рассказывал нам о своей прошлой миссии.
— Да, точно. Я наткнулся на небольшой хутор у западных топей Мистрала. Сразу же понял, что что-то здесь было не так.
— А что ты там делал?
— Искал информацию. Гримм на тракте меня вымотали, поэтому я решил остановиться в местном мотеле. Там было полно бродяг, головорезов — приметил даже несколько охотников, не гнущащихся грязной работой. Вот тогда-то это и произошло.
— Что там было?
— Я был сражён... от одного лишь взгляда... на короткую юбку местной официантки.
— Ты ужасен!
Вообще, я уже давно хочу написать такой рассказик о классификации гостей. Они бывают нескольких типов.
Вообще, я уже давно хочу написать такой рассказик о классификации гостей. Они бывают нескольких типов:
1. Высокообразованные люди, которые никогда не довольны местным экскурсоводом, во время экскурсии поправляют его, останавливают и начинают выкладывать все версии зарождения христианства, о которых читали на днях. Экскурсовод багровеет, остальные туристы топчутся, обливаясь потом и мысленно матерясь… И хорошо, если такие спонтанные лекции не заканчиваются скандалом.
2. Те, кто ни черта не читал и ни хрена не знает. На экскурсиях, которые ты им насильно купил и на которые собрал их, как собирают новобранца в военный поход, они задают идиотские вопросы. Например, стоя у храма Гроба Господня, склоняются к экскурсоводу и интимно спрашивают: «А Иисус там и сейчас лежит?»
3. Паломники. Это народ тяжелый. Они бледнеют перед калиткой в Гефсиманский сад, дрожа, припадают к камням, судорожно крестятся и бормочут. Они привезли вагон крестиков от всех друзей-родственников-сослуживцев, деловито выкладывают их на камне омовения, потом так же деловито собирают и сваливают в рюкзак. Несут, как олимпийский факел, пучок зажженных свечей, что купили у священника с промышленным лицом. Поверх голов лезут прикоснуться к камню – а он внизу, – и они валятся на колени как подкошенные, при этом их зады оттопыриваются и от напряжения они поднимают ногу. Там можно увидеть какой-нибудь специальный персонаж, вроде тетки, с тщательно замотанной платком головой. Рукава блузки она одергивает из скромности, чтобы кисти рук не слишком высовывались. При этом, когда она припадает к Голгофе, видны панталоны и голые пятки в сандалиях… Эти рвутся нести действительно тяжелый крест по запруженной арабскими лавками улице Виа Долороса, и ты бежишь вслед за каким-нибудь дядей Фимой, который у себя в Запорожье был агитатором и парторгом, не верил ни в бога, ни в черта, ни в советскую власть, громко напоминая ему, что Иисус был ровно вдвое его моложе и не перенес операции на сердце.
4. Гости – любители «лесов, полей и рек». Эти сразу предупреждают, что не пойдут ни на какие развалины, нудеж экскурсоводов в гробу видали и «музэи» их тоже не колышат. А вот есть ли тут грыбы? Водопады? А правда ли, что в Мертвом море можно сидеть на воде, курить сигарету и читать газету? У этих отменное здоровье, и когда ты уже ползаешь, в полной уверенности, что наутро у тебя отвалятся ноги, они хотят «еще куда-нибудь прокатиться и где-нибудь побродить».
5. Туристы-барахольщики, покупающие на память сувениры. Я сама такая, потому отношусь к ним с сострадательной нежностью. Они обалдевают от пестроты восточного рынка в Старом городе, впадают в транс; глаза у них стекленеют, а пальцы загибаются крючьями. Они хотят купить все-все-все и сразу! Наволочки и скатерти друзской работы! Иранские расписные покрывала! Серебряные крестики! Золотые магендавиды! Армянскую керамику, а также кусочек дерева от креста Спасителя, пузырек святой воды, медный кумган и еще вон ту синюю керамическую птичку! Этих арабские торговцы чуют за километр, и если не охранять их кошельки пуще собственного глаза, домой они могут вернуться обвешанные сувенирами, но в трусах.
6. Наконец, здоровые люди, приехавшие повидать тебя и выпить на твоем балконе.
Приложение : Есть еще один тип гостя. Он, как кокер-спаниель, не может быть один. Просыпается он в пять утра и спускается со второго этажа, чтобы «просто поболтать». Ты натыкаешься на него, когда выходишь из собственной спальни, лохматая и в пижаме, попить водички. Вот тут он тебя и подстерег с фотоаппаратом в руках. Говорит он без умолку, плетется за тобой – на кухню, в спальню, в ванную; и пока ты чистишь зубы, досказывает что-то из своей студенческой молодости. Как они славно повеселились однажды, когда Петька Запробойный вместе с Гришкой, сыном замминистра Нестроева, чей брат… и так далее. Этих следует убивать прямо в аэропорту по прибытии.
— Эх... Хэйвен гораздо дальше, чем я предполагала.
— Руби, как долго, по-твоему, должно было продлиться это путешествие?
— Не знаю. Я выросла на небольшом острове, и никогда ещё так далеко не уходила.
— Допустим. Но всё же... как долго?
— Может быть, недели две?
— Сколько?!
— Ладно-ладно! Три или типа того!..