— Если вы умрёте во сне, то проснётесь в реальности. Спросите меня, что произойдёт, если вы умрёте в реальности?
— Что произойдёт?
— Ты умрешь, тупица. На то она и реальность.
— Есть в этом реалити-шоу хоть что-то реальное?
— Головная боль, которую я получаю при просмотре.
0001607. Есть реальность и есть наши представления о реальности, с которыми нам объективно приходится считаться.
0001428. Субъективностью своей не пугайте,
И меня как объект не ругайте,
Если б были все, как вы, объективны,
Не осталось бы на рынке ни фирмы.
Вот вы говорите: «не может быть! не может быть!». И мы говорим: «конечно, не может быть!» А все-таки было....
Эпиграф.
Павел Мохов трясущейся рукой всунул новый пистон, но самопал опять дал осечку. Ругаясь и шипя, Павел выбрал из проржавленных пистонов самый свежий.
Жених умоляюще взглянул на кулисы и, покрутив над головой пистолет, вновь направил его в грудь донельзя смутившейся Аннушки:
— Умри, несчастная!!
Кто-то крикнул в зале:
— Чего ж она не умирает-то!
— Ах, прощай белый свет!... — в третий раз простонала Аннушка, и самопал за кулисами третий раз дал осечку.
Дыбом у Павла поднялись волосы, он заскорготал зубами. Жених бросил свой деревянный пистолет, крикнул: — Тьфу! — и, ругаясь, удалился.
Аннушка же совершенно не знала, что ей предпринять, — наконец, закачалась и упала.
— Занавес! Занавес давай! — суетились за сценой.
Но в это время, как гром, тарарахнул выстрел.
Весь зал подпрыгнул, ахнул.
Храпевший суфлер Федотыч тоже подпрыгнул, подняв на голове будку. С окон посыпались на пол спящие, а те, что храпели на полу, вскочили, опять упали — и поползли, ничего не соображая.
Аннушка убежала, и занавес плавно стал задергиваться.
Чего не бывает на свете, товарищи. На свете бывает даже женщина с бородой. Но я говорю не о том, что бывает на свете, а только о том, что есть.