Братец, какое теперь небо в Риме, как чудно глядит на меня в эту самую минуту, как пишу к тебе. Зачем ты теперь не в Риме?
Пояснение к цитате:
1839 год, 31 января
29 лет
Я не смею утверждать, что меж судьбами разных народов нет никакой разницы — не существует двух одинаковых. Но разница не в величине круга, как считают некоторые, а в высоте орбиты, по которой он движется. Самая высокая — всех ближе к Богу... Существуют параметры, позволяющие вычислить высоту орбиты — апогей того круга, который во время своего развития проходит любой народ. Давай-ка сравним параметры движения римлян и иудеев.
Простейшей из величин является каждодневная жизнь людей. Сравнивая ее, могу сказать лишь одно: Израиль иногда забывал Бога, Рим — никогда не знал Его. Значит сравнение на этом уровне невозможно.
Римская религия не только не поощряет набожности, но можно даже сказать относится к ней отрицательно. Римский народ создан был для действования; мечтательность, мистическое созерцание были ему чужды и подозрительны. Он больше всего чтит спокойствие, порядок и точность; все, возбуждает и смущает душу, ему не нравится.
О, Рим! Ты поистине единый, вечный.
— Мы могли победить, Спартак? Мы вообще могли победить?
— Уже сражаясь с ними, мы одержали победу. Стоило одному человеку сказать «не повинуюсь», и Рим задрожал от страха. Нас были десятки тысяч и мы все говорили «нет». В этом тоже была победа — увидеть рабов, поднявших головы. Увидеть, как они встают с колен, расправляют плечи, поют песни. Видеть, как они сбегают с горы, крича, слышать, как они поют на равнинах...
— Но теперь они все мертвы...
Крикс всегда рвался в Рим. Теперь можно не спешить, Рим сам к нам пришел.
— Говорят, ты и сам будто бы знатного рода.
— Я был рожден рабыней и рабом.
— Я так и подумал, когда увидел, что ты не умеешь читать. Но римлянам очень льстит твое благородное происхождение, это тешит их спесь. Они не выдержали бы мысли, что сражаются против раба, особенно Красс.
Наша республика — что-то вроде богатой вдовушки. Большинство римлян любят ее как свою мать, но Красс мечтает жениться на старушке, если говорить вежливо.
— Ты пришел рассказать нам о пауках?
— Она [Катарина Сфорца] в сговоре против нас.
— С кем?
— Со всеми знатными семьями Рима.
— Значит, пора действовать: оторвать эти шелковые нити от источника, от великой арахны. И преподать ей урок страшной, элегантной мести.
— Месть может быть элегантной?
— Да. И красноречивой.
Как походит наш Рим на макет пушки — хрупкая иллюзия твердости.
У римлян ни за что не хватило бы времени на завоевание мира, если бы им пришлось сперва изучать латынь.