В Париже намного лучше рассказать о прочитанной в выходные книге, чем кичиться своим Rolex.
Не понимаю, какого чёрта Ральфи дал нам эту тачку. Я хотел показать тебе красивую жизнь, а мы ползём на колымаге, которую моя мамаша могла купить лет двадцать назад. Зная Ральфа, он наверняка у моей мамаши её и спёр.
ОН: Патер, знаете, почему на принца на белом коне надрачивают – не из-за бархата и не из-за коня, а потому что никто не способен так увлекательно, полно, божественно заниматься самыми наибожественными вещами – войной и любовью. Никто больше не способен так ярко раскрашивать жизнь окружающих. А конь там или Бугатти – это знаете ли, детали.
Несчастнейший Оскар Уайльд, жаль, что он умер, так и не узнав, как, по — настоящему, должен выглядеть декаданс.
Декаданс – это пляски юности, власти, смерти в зоне концлагеря с девушками в одних духах и перьях, и чтоб обязательно накрахмаленные манжеты без запонок разлетались.
Люди ненавидят изобилие. Они хотят жить в нищете. В любой нищете. Финансовой, духовной, но в нищете, когда у тебя нет выборов, а есть что-то ОДНО, чтобы тебе не пришлось, не дай бог, думать.
То есть если идеал красоты, то он — ОДИН. И посмотрите на человеческую историю. Если идти по разным временам, мы видим, что действительно из каждого времени можно вытащить один стандарт красоты. Почему? Потому что кто-то пришел злой и насадил стандарт красоты? Нет. Потому что люди ненавидят роскошь и изобилие. Потому что роскошь и изобилие — требовательны. Они заставляют тебя думать и проживать.
И тут я поняла: роскошь – это продуманность.
Это когда с любовью думают о мелочах. Когда даже самое крохотное не пускается на самотек.
Роскошь – это осознанность.
Они предполагают, что вульгарность это признак элитарности. Но это не так. Роскошь лакея не равна роскоши хозяина жизни.
Здесь запросто уживались: плейбои миллиардеры и их роскошные блондинки; наследники, обсуждающие наследство на пляже Гэтсби; мой босс Уолтер Чейз, просаживающий деньги за рулеткой; бандиты и губернаторы, обменивающиеся телефонами на глазах желтой прессы; кинозвезды, режиссеры с Бродвея, цензоры-поборники морали; студенты, что с занятий удрали...
Уважать богатых не за что. Человек, который в мире, где огромное количество нерешённых экологических проблем, проблем фундаментальной науки, где огромное количество бедных, тратит деньги на то, чтобы приобретать коллекционный роллс-ройс или строить себе дворец, такой человек не очень умён и заслуживает презрения.
Гили не смог бы объяснить, хотя и четко осознавал разницу между Барад-Эйтель и Амон-Химринг, если бы Айменел не сказал, что тут все слишком нолдорское. А когда Айменел это сказал, Гили сразу понял, что он имеет в виду: в рукотворных предметах и в манере общения не было той бесхитростной простоты, которая отличает синдар и все синдарское. Если синдар хотели, к примеру, сделать простой ковер, они ткали его простым: из грубой нити, в полоску. Если они хотели сделать роскошный ковер, они ткали гобелен с невиданным рисунком о всех цветах земли и неба. Если же нолдор хотели сделать роскошный ковер, они делали его роскошно простым: ткали из самой тонкой черной шерсти так, чтобы в нем по щиколотку утопали ноги, и украшали какой-нибудь единственной белой завитушкой. Здешние изделия были как венец лорда Маэдроса: простое и скромное серебро украшено камнями, которые и драгоценными-то не считаются, но вот отделаны эти камни так, что дыхание замирает. И так во всем, даже в том, как замок выглядел снаружи. В здешней скромности было слишком много гордости.