— Чему учат в школе, господин Сверчок?
— Там учат читать и писать, а еще таблица умножения.
— Что такое... таблица... умножательства?
— Это, к примеру, у тебя четыре тележки и в каждой 27 яблок.
— Мне не нужны такие таблицы, у меня нет яблок. И я отказываюсь врать!
Чем богаче школьная и классная библиотеки, тем выше показатели учащихся по чтению
Словарный запас — одно из важнейших приобретений ребенка в дошкольном возрасте: оно определяет его школьную успешность в будущем.
— Ты же ходишь в школу?
— А ты мне, ***ь, кто? Социальный работник?
— Хуже. Он учитель.
— Ну что, идёшь в школу?
— Ага, надо закончить с хорошими оценками, если я хочу поступить в Гарвард.
— Я так понимаю, твой ответ «нет».
Войны выигрывают не генералы, а школьные учителя.
Журнал Auslandes («Заграница»), 1866. Статья от 17 июля. В. В. Путин, президент РФ, на Прямой линии — 2023 ошибочно приписал высказывание Бисмарку.
А я считаю, что стремление выглядеть лучше, чем есть на самом деле, не делает чести школе.
До 1961 года Ваня учился в средней школе № 1 города Авдеевки Донецкой области. Мама воспитывала его в истинном благочестии и глубокой церковности. «Жития святых» святителя Димитрия Ростовского были его любимой книгой. Мария Ивановна очень почитала святого праведного отца Иоанна Кронштадтского, духовные чада которого жили тогда в Авдеевке. Отцу Зосиме перешло много личных вещей святого праведного Иоанна Кронштадтского. Но главное, что он явился духовным наследником Всероссийского Батюшки. Святой праведный Иоанн Кронштадтский — один из самых почитаемых святых в основанной о. Зосимой обители.
Девушки, похлопайте те, кто считает, что парням нравятся худые девушки. Та-а-а-ак. Я смотрю, только худые девушки хлопают.
Я не выношу: когда меня спрашивают, куда я собираюсь поступать; не выношу жвачки, которые кто-то приклеил под сиденьем стула; меня бесит мат; меня бесят серые заборы, такие бетонные, из квадратиков; меня бесит, что я медленно бегаю и что у меня щёки как у хомяка и ямочки на руках, как у младенца; меня бесит, когда говорят, что я ещё мелкая и поэтому ничего не понимаю в жизни; бесит, что волосы вьются и торчат в разные стороны; бесит, что на мне не сидят ни одни джинсы; бесят навязчивые люди, школьная физра, особенно командные игры; каждое утро с ноября по апрель, когда надо идти в школу в темноте; не люблю ветер, геометрию, писать сочинения; не люблю борщ, если он со сметаной; не люблю возвращаться домой одна.
Анна Петровна: — Малявкин, Малявкин.
Малявкин: — Да, Анна Петровна?
Анна Петровна: — Ты опять в небе слона увидел.
Малявкин: — Нет, Анна Петровна, носорога! Видите, какой у него большой рог?
Анна Петровна: — Вижу, вижу. И еще я вижу, что все пишут, а ты собираешь облака.
Малявкин: — А это плохо?
Анна Петровна: — Нет, напротив, хорошо. Но только не во время урока.
Не в каждой школе есть скелет, а это скелет, можно сказать, исторический.
Первое сентября, школьная пора, – ряды разноцветных цветов и детские лица, не вполне понимающие всю торжественность момента, но уже осознающие грядущие изменения, которые уготовила им жизнь. В глазах искра, радость, страх – всё вперемешку. Как будто в одно мгновение исчезло беззаботное детство, а впереди школа, знания, учебники, учителя, уроки, классная доска, чтение, правописание, школьная форма, указка, пенал, ручка, карандаш, линейка и ещё то многое, что до этого было знакомо так мало. Ну а после перемена, за ней другая, а потом последний урок и – домой; а ещё: выходные и двор, куда ты выходишь гулять, новые друзья и – вот оно детство. Никуда не делось, лишь обогатилось школой.
Мне всю жизнь казалось, что 1 сентября это праздник, но сейчас я думаю, это меня мать походу обманула, чтобы я так думал. То есть для них, для детей, это вообще ни хрена не праздник. Их как барашков туда привели, у них глаза бегают, их впервые в костюмы нарядили. Они такие: «На что, уже хоронить будут?» Что происходит вообще? Для родителей это праздник, хоть полдня его не будет дома.