Я почувствовала, что наш нынешний век — век притворства и мистификаций. Как много люди говорят о ташизме, о кубизме, о том или другом «изме» и произносят длинные слова и фразы — огромные, вязкие сгустки слов и фраз. И все для того лишь, чтобы замазать, скрыть простой факт — либо ты можешь писать картины, либо — нет.
Сегодня происходит переосмысление социальных проблем, ряда тем, связанных с историей, природой, экологией, насилием, расизмом, мировым голодом, загрязнением окружающей среды. Художники подходят ко всему этому многообразию тем мультимедийно — средствами живописи, инсталляции, фотографии, а также средствами видео.
Настоящих творцов в мире — единицы. Имитаторов — миллионы, но кому интересны имитаторы? Они занимаются поверхностным репродуцированием чужого. Всюду фотки, фотки, фотки, я, я, я... Но при этом тотальное отсутствие человечности. Сегодня появилось столько каналов связи, а по большому счету ничего важного по ним не пересылается. У меня есть Twitter, но я никогда не пишу туда, чем я занимаюсь в данную минуту или что ем на завтрак. Я считаю, что искусство должно быть надличностным, иначе это уже не искусство, а личный дневник. Искусство обязано проникнуть в наше коллективное бессознательное, потому что иначе нам грозит планетарная катастрофа и распад общества.
В 30-е годы наше кино было лучшим в мире. Достаточно вспомнить лучший фильм всех времён и народов «Броненосец Потёмкин». В киноиндустрии были задействованы лучшие творческие силы страны. После Великой Отечественной войны «на сцену» вышли новые режиссёры — солдаты-победители. На основе их личных переживаний было создано много замечательных картин. Они снимали то, что видели и пережили сами.
Поскольку кино у нас — дело семейное, то на смену солдатам-победителям пришли их сыновья. За плечами сыновей не было ничего, кроме ВГИКа, и уровень кино заметно упал. Когда же детей сменили внуки, в результате мы увидели... то, что видим сейчас.
Наркотики, пьянки, гомосексуализм, т. е. что они знают и любят.
Проблема с кино в наши дни заключается в том, что оно превращается в математику. Люди могут читать фильм математически; они знают, когда это произойдет и что произойдет; примерно через 30 минут понимают, как это закончится. Таким образом, фильм стал математическим решением. И это скучно, потому что искусство не математика.
— А это? Я здесь не вижу названия. Это что?
— Это? Это, сэр, вентилятор для проветривания помещения.
— Просто вентилятор? Как неловко.
Сюрреализм — это реальность, освобожденная от банального смысла.
Если есть ад для умерших писателей — то это смотреть на то, что с ними делают современные режиссёры.
В некотором смысле он истинный наследник Энди Уорхола, Уорхол повторял знаковые образы, пока они не теряли всякий смысл, однако в том, как он это делал, он сохранял их знаковость, а Терри окончательно лишил их всякого смысла.
Вы счастливейший обладатель снимка моей ладони, — саркастически произнёс Кент. — Увеличьте его и повесьте в Музее современных искусств.
Кент закрыл рукой объектив, чтобы помешать фотографу
Современное искусство, по-моему, не более, чем средство отражения целей той эпохи, в которую мы живем.