— Что надо делать в «Дыре»?
— Очевидно, есть. Иногда это легко, иногда сложно — зависит от этажа, где ты находишься.
Я только здесь понял, как я напрягался раньше, чтоб соответствовать статусу.
Я с четырех лет знал, что должен наклонять людей, чтоб их «господин барон» не звучало пустотно. Когда человек произносит такие слова, не веря в них, они унижают тебя.
Я с четырех лет знал, что должен наклонять людей и только в двадцать один понял, как это меня закрывало.
Как это напрягает – следить за подавлением человека.
Боже, я только в двадцать один прочувствовал, что всю жизнь напрягался, чтоб наклонять траву – что её наклонять, ты просто приходишь, зная, что именно тебе надо, и она уже.
Это вовсе не сложно – пригнуть травинку в ту сторону, в которую надо, здесь нет никаких struggles. God!
Предупреждаю уже сейчас: подозреваю, что в конечном итоге я умру от рака. Мои бабушки и дедушки умерли от рака груди, горла, кожи и/или простаты. Единственная загадка – от какого из этих четырех умру я. Маловероятно, что от последнего.
Статус Софи
Сытому в Бонапарты труднее вскарабкаться, чем голодному, ибо наполненный желудок располагает не к юркости, но к философствованию и мирной дреме.
Я сообщу страже, что ты из знати, они же не должны думать, что ты из черни.
Даже в мелких городках дети мгновенно усваивают, что такое социальный статус.
Держать верхнюю губу напряженной.
Волком родился, овцой не бывать.
«Уйдите прочь и позовите миссис Раунсуэлл!» — ибо он знает, что в критических случаях никто не сумеет так поддержать его достоинство, как она.
Люди неосознанно гордятся своим статусом, своей профессией, своим увлечением. Признайте значимость их дела, и они будут слушать вас часами.
Я бы согласилась получать меньше, но всё же стать директором. Статус! Он важнее.
Взгляд, от которого чувствуешь себя бесконечно ничтожным. Герцог Герхардт заставил Лейлу осознать, насколько незначительно её присутствие здесь. На первый взгляд казалось, что уголок его красных губ приподнят. Как только Лейла заметила это, боль охватившая её тело чудесным образом исчезла. Единственное, что было в голове, слова сказанные мисс Брандт. Глубоко ранившая её сердце фраза: «Не лучше собаки».