Да, так и бывает с сыновьями, чьи отцы слишком ударяли по виски: либо глушат не просыхая, либо вообще не пьют. Среднего не дано.
Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну, дабы все чтили Сына, как чтут Отца. Кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, пославшего Его.
Евангелие от Иоанна (5:22-23)
Я перешел к Аллену. Мне не удалось вспомнить его лито в детстве — радостное и восхищенное, убедившее меня в совершенстве человеческой природы. Он появился таким, каким стал, — угрюмым, чванливым, обидчивым, отчужденным и замкнувшимся в боли и растерянности своего взросления, поре жестокой и мучительной, когда ты набрасываешься на любого близкого человека, в том числе и на самого себя, словно пес, угодивший в капкан. Даже перед моим мысленным взором он не смог выбраться из своего плачевного состояния, и я отложил его в сторону, сказав только: я знаю. Я помню, каково это, и ничем не могу тебе помочь. Никто не может. Я могу лишь тебе сказать, что это закончится. Но ты не поверишь. Иди с миром, иди с моей любовью, хотя сейчас мы друг друга на дух не переносим.
Итан мысленно представляет своего сына-подростка
Я замечаю за собой твои ужимки фазер (father) !
Твои привычечки во мне сильнее с каждым разом.
Ведь мы по родам и местам рождения,
Мы гранит.
Мой сын всё приумножит и конечно сохранит.
Папа, папа,
Ты лучше всех, ты знаешь — это папа.
Мне не хватает твоего — «Иди сюда, растяпа».
И если б был Хит-Парад из пап.
То победил бы твой храп, слышь, пап?
Всякий раз, как ты возвращался с того света, я думал о сыне. Всё бы отдал, чтобы обнять его. Но люди не возвращаются...
Хоть я вёл себя ужасно, я бы поговорил с папой. Особенно в праздник.
— Вы должны позвонить сыну.
— А если он не станет со мной говорить?
— Ну вы хоть будете знать и перестанете волноваться. Не будете больше бояться. Хоть я вёл себя ужасно, я бы поговорил с папой. Особенно в праздник.
Но какой отец не хотел бы помочь своему сыну, верно? Мой, как оказалось.
Сын есть отражение своего отца. В душе он носит черты отцовского образа. Эти черты могут быть хорошими или плохими, прекрасными или уродливыми, славными или постыдными. Любовь сына к отцу, страх, который он носит в душе, злоба, которую он затаил на отца, его ненависть рано или поздно вырвется на поверхность словно пробившийся родник. Этот родник будет настолько силён, что под напором его вод сгинет всё вокруг. Он уничтожит всё прекрасное и сыновний взгляд больше никогда будет спокоен и безмятежен, каким он был когда в отношениях царила верность, а в сердце сына не останется ни любви ни сострадания.
А знаете ли Вы, что это значит: иметь сыновей! И как это трудно иметь сыновей?... Значит в конце концов Вы хотите, чтобы у Вас по утрам в постелях обнаруживались белые мыши, ежи, ужи и прочие пресмыкающиеся... А что будет дальше? Вы не можете себе представить... Это счастье... Не зовите меня сюда больше! Пускай рыдают!
Ты еще не понял, что мы тебя любим? Считаешь мы не понимаем. Ты прав. Мы не понимаем. Но я тебя люблю. Я люблю тебя! И этого у меня не отнять.
Гиббо сковал страх. Потом радость окатила его волной, и сердце застучало так часто, что он хотел выпрыгнуть из воды, ударить хвостом, чтобы все знали: у него родился сын! Но вместо этого он осторожно подхватил малыша и поплыл вверх. Ему было странно, что такие грубые плавники касаются его так легко. Он поднял сына над океаном.
Уродлив и бестолков. Но ведь какая-то любила его, выносила под сердцем, нянчила на руках. Если бы не она, мир в своей гонке давно бы подмял его, растоптал.
А ещё...
Ты еще не понял, что мы тебя любим? Считаешь мы не понимаем. Ты прав. Мы не понимаем. Но я тебя люблю. Я люблю тебя! И этого у меня не отнять.