А теперь запомни: ты теперь пацан, ты теперь с улицей, а кругом враги.
Я не забуду никогда
Твоих улиц-линий россыпи,
Где гуляли мы по осени
Роняя мечты...
Все ветви – смычки, тени – струны аллеи;
Струится беззвучный экспромт.
(«Светотень»)
Некогда великая страна превратилась в настоящую пустыню с пугающими безлюдными улицами городов-призраков.
Грэфтон-стрит яркопестрыми навесами дразнила чувства его. Набивной муслин, шелколеди, величественные матроны, звяканье сбруи и глухозвук стукопыт по раскаленным булыжникам.
Глядя на эти казавшиеся ненастоящими разноцветные здания, пыталась понять, почему они мне не нравятся? Вокруг все чисто и аккуратно, территория еще не загажена отходами человеческой жизнедеятельности, мамы с колясками неторопливо прогуливаются по ровным асфальтированным тротуарам, и даже голуби, по моим подозрениям, стесняются гадить на лобовые стекла машин. Утопия, да и только. Обычно любое пространство, где я нахожусь, вызывает во мне гамму эмоций, но не в этот раз. Тут только пустота. Дунешь – и домики рухнут, как в сказке про трех поросят. Нет здесь истории, которая крепко привязывает к месту каждое дерево, каждый фонарный столб, льется из окон, проникает сквозь дорожные трещины и наделяет предметы душой.
Улицы в районе Стюарта вовсе не были такими же прямыми, как в Деревне Санта-Флоби. Дома были расставлены пугающе хаотично, по диагонали, с неровными промежутками между ними, как будто архитектор города сказал: «Пойдем за котом, а где он сядет, там что-нибудь и построим».
Коты бродят по улицам. Расслабленные и элегантные, они направляются к весне их мечты.
Лысый фонарь
сладострастно снимает
с улицы
черный чулок.
Это улица. И она очень жестока. Я помнил это со времен своего детства в Арденау. Можно отпустить главного врага своей жизни, который проиграл тебе поединок во дворце, можно пожалеть противника на поле боя, но если тебя пытаются убить на улице, то ты должен убить в ответ. Как можно быстрее и без всякой жалости. Иначе раненые шакалы найдут тебя и завершат то, что не закончили.