В холоде зимнего вечера горящие окна согревают душу особенно уютной теплотой.
1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 3. Октябрь-декабрь.
В холоде зимнего вечера горящие окна согревают душу особенно уютной теплотой.
1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 3. Октябрь-декабрь.
Этим вечером
даже лист на дереве
шуршит чересчур.
Перевод Михаила Яснова.
Утро вечера мудренее, но и в вечере что-то есть.
Перевод Сергея Гончаренко.
Бывают вечера, когда небо мне кажется пустыней, звёзды — холодными мрачными покойниками, трупами в этом безжизненном бессмысленном мироздании, только мы одни мечемся в одиночестве на нашей маленькой захудалой провинциальной планете, как в глухом городишке, в захолустье, где нет воды, темно и даже не останавливаются скорые поезда… Но бывают вечера, когда всё небо полно жизни, когда если хорошенько прислушаться, слышно, как на каждой планете шумят леса и океаны… Фантастические океаны! Бывают вечера, когда всё небо полно таинственных знамений, словно это живые существа, рассеянные по разным планетам, которые смотрят друг на друга, угадывают, дают знаки, ищут друг друга…
2-я серия.
Густела вечерняя синева, все еще сохраняя оттенки индиго, словно невысказанную надежду.
Медленно день уходит
поступью матадора
и плавным плащом заката
обводит моря и долы.
Перевод С. Гончаренко.
Такими были мы в тот вечер. Восхищенными и счастливыми. Но во всем чувствовалось бесконечно нежное, щемящее дыхание предстоящей разлуки, отчего вечер казался еще более изысканным и неповторимым. Так мне хотелось бы однажды проститься с жизнью, Лу, как тогда с тобой, – восхищенным и счастливым, без привкуса обиды на судьбу, так же радостно, так же свободно…
Вечер был влажным, прохладным и грустным. Августело.
Первый вечер – сумеречно-синий и полный предчувствий. Твоя чудная фигура в кресле. За моим окном цвел каштан, распустившийся тысячами свечей. Он шумел так странно и неповторимо, словно все солнце весны и лета хотело воплотиться в этом шуме. Я сидел у рояля, и в сумерках плыла старая песня: «В дни юности… В дни юности…» Потом мы болтали… А вокруг становилось всё темнее – от любви, да, от любви – и от весны.
Костер долину вечера венчает
рогами разъяренного оленя.
Равнины улеглись. И только ветер
по ним еще гарцует в отдаленье.
Перевод А. Гелескула.
Безоблачное повечерье вступило в ту золотую пору, когда вся природа от утомленного солнца до букашки, роющейся в свежей сирени, кажется великодушным даром усталого Бога суетливым и неблагодарным людям.