Я чувствую себя странно, если приходится запрещать детям всё, что делал сам.
Плотные стены пещеры, резкие толчки носом, которыми наделяла волчонка мать, сокрушительный удар ее лапы, неутоленный голод выработали в нем уверенность, что не все в мире дозволено, что в жизни существует множество ограничений и запретов. И эти ограничения и запреты были законом. Повиноваться им — значило избегать боли и всяких жизненных осложнений.
Всю свою жизнь я не задумывался о соли, но когда мой врач сказал, что мне её больше нельзя, мне её очень захотелось.
Формально мы не нарушаем его запреты. Он сказал, чтобы я не ступал на порог — я вошёл через окно.
Никакой выпивки, наркотиков, поцелуев, татуировок, пирсинга, никаких ритуальных жертвоприношений. О боже, я подаю им идеи.
Запрещённые книги я всегда заказываю у книготорговца в Калифорнии, рассудив, что, если штат Миссисипи запретил их — книги наверняка стоящие.
Когда хочешь кричать и нельзя — сойти с ума недолго.
И если у тебя никогда не было секса, — говорит Адам, — у тебя никогда не было ощущения власти. Ты никогда не получал права голоса и не становился личностью. Секс — это действие, которое отделяет нас от наших родителей. Детей от взрослых. Секс — это первый мятеж подростков. И если у тебя никогда не было секса, — говорит мне Адам, — ты никогда не вырастешь выше того, чему тебя учили родители. Если ты никогда не нарушишь запрет на секс, то ты никогда не нарушишь ни один запрет.
Любое разумное существо, услышав: «Тебе не положено», — тут же мысленно скручивает перед носом строгого ментора кукиш и начинает прикидывать, с какой бы стороны запретный плод надкусить.
Заставь что-нибудь делать — не сделают, с подзатыльниками будут делать и плакать, но запрети — в узел свяжутся, а достигнут.
Это теперь дело принципа. Меня когда куда-нибудь не пускают, мне ещё интересней становится.
А ещё...
— Карлсон, а мама мне строго-настрого запретила… вот… не трогать варенье…
— Ну? Какой же ты всё-таки гадкий!