Меня тревожат тупики.
С ужасом представлю, что будет впереди.
В меня направлена линия огня.
Почему именно я?
И у последней песни есть свой конец.
Видите ли, человек не оставляет по себе почти никаких следов. Рождаешься на свет, пытаешься что-то делать, сам не зная почему, но все равно продолжаешь свои попытки; родившись одновременно со множеством других людей, ты связан с ними, и потому, пытаясь двинуть рукой или ногой, ты как бы дергаешь за веревочки, но веревочки привязаны к рукам и ногам всех остальных, и все они тоже пытаются за них дергать и тоже не знают почему, знают только, что все веревочки перепутались и мешают друг другу, все равно как если бы пять или шесть человек пытались соткать ковер на одном ткацком станке, причем каждый хотел бы вплести в него свой собственный узор, но ты знаешь, что это не имеет никакого значения иначе те, кто сотворил этот станок, устроили бы все гораздо лучше, и все же это не может не иметь значения — ведь ты продолжаешь свои попытки, во всяком случае должен их продолжать, а потом вдруг оказывается, что все кончено, и от тебя осталась всего лишь каменная глыба, на которой что-то нацарапано если, конечно, кто-нибудь удосужился этот мрамор поставить и что-то на нем нацарапать, и вот на него льет дождь и светит солнце, и вскоре никто уже не помнит ни имени, ни что эти царапины означают, и это тоже не имеет значения.
На расстоянии я не увижу,
Но я пытаюсь всё изменить.
Где-то ответы, но задыхаюсь —
Нашу любовь мне не переплыть.
Ещё один день я не закричала
На рассвете, что нет тебя.
Но еще один день, —
Я знаю причалы.
Падали, падали к звёздам —
Может быть, может быть поздно.
Сломана, сломана к тебе моя любовь.
Надо ли, надо ли?
Это прячется, прячется где-то.
Сломана, сломана к тебе моя любовь.
У каждого своя вырванная из книги жизни страница.
Жизнь – бесконечная партия с одиночеством, в которой невозможно победить.
Рассказ из сборника «Рождественские новеллы зарубежных классиков»
Всё сразу изменило несчастному. Исчезли даже те, на которых он собирался рассчитывать при любых обстоятельствах.
Изгнанный из общества, куда он только что был введен, покинутый своими старыми друзьями, он был теперь один, без помощи и совета.
Работники отработали все до последнего септима по найму, но те, кто погиб, могут с этим не согласиться.