Все эти борзописцы «от искусства» странные. Те, что вокруг политиков крутятся как-то поприличнее бывают, иногда даже с мозгами.
Мне кажется, что самые опасные враги человечества — это лжецы. На свете есть сотни тысяч лжецов. Лжец — это журналист, который пишет «свобода» и думает при этом о свободе, с которой капиталисты эксплуатируют рабочих, а империалисты выжимают соки из колониальных народов. Лжец — это тот, кто говорит «мир», а на деле стоит за войну. Лжец — это тот, кто болтает о «достоинстве человека», а на деле ратует за смирение и покорность, учит молчать перед лицом несправедливости, закрывать глаза перед нищетой. Не желая кого-нибудь обидеть, я полагаю, что лжецы водятся в любой части света. В каждой стране есть или были свои лжецы, и очень хорошо, если та или иная страна сумела одолеть ложь.
Из предисловия к книге «Джельсомино в Стране Лгунов».
Это какой-то водевильный суфлер, выступающий под разными именами, в разных газетах, по заказу разных министров и пишущий на разные суммы различные вещи.
По совету матери Дженис избрала ремесло журналиста-расследователя. Опасное занятие: у таких людей врагов бывает куда больше, чем друзей.
В те самые лучшие годы, вдохновленная «королем репортажа» Владимиром Гиляровским, я мечтала о великих разоблачениях и журналистских расследованиях. Окончив журфак, я больно ударилась о бетонную стену реальности. Журналистских расследований нет.
Пугать людей — вот ваша профессия!
О журналистах.
Я думал, мне не нужно ничего, кроме любимого дела. Я жил журналистикой: только она давала мне вкус к жизни, и меня это вполне устраивало. Пока не появилась ты. Впервые в жизни мне хочется писать не только про опасности, мораль, страдания и лишения... Мне хочется писать о тебе. Хочется считать не единицы боевой техники, а твои родинки и ресницы. Сидеть не в окопе с блокнотом, а с тобой за ужином. Понимаешь? Кажется, я теряю хватку. И мне абсолютно на это наплевать, потому что ты того стоишь.
Перед химчисткой скучает дюжина фотографов и журналистов: мелкая сошка, усталая и невеселая пехота с пальцем на спуске объектива, состоящая на службе у пошлости и непристойности.
Писательство — это прежде всего утверждение своего «я», доминирование над другим, оклик: слушай меня, смотри на вещи, как я, перемени свое мнение. Это агрессия, даже враждебность.
На тротуаре сгрудились два десятка журналистов. Стервятники, крысы, гиены — неизменный зверинец, регулярно собирающийся в надежде попировать на трагедии.
Вам должно быть известно — политики и журналисты не продаются! Впрочем, вы ещё не назвали цену...
Журналистика: искусство объяснять другим то, чего сам не понимаешь.
Я был журналистом, но заслужил за десять лет столько уважения, сколько получил бы за тот же срок, работая могильщиком.
А ещё...
Шелестова, с каких это пор ты стала на собратьев по перу подстукивать? — изумился я, на этот раз вполне искренне. — Ты же из правильных вроде всегда была и добросовестно следовала правилу трех журналистских «не» — не настучи на ближнего своего, не уходи, пока бутылка не опустела, не бери последнюю сигарету, ибо западло. И вдруг — на тебе!