Пауло Коэльо. Заир

Если спросишь, хорошо ли мне с тобой, я отвечу: да. Но если спросишь, смогу ли я жить без тебя, я отвечу тоже самое.

Если каждое утро повторять, что доволен своей жизнью, можно не сомневаться: не только сам уверуешь, но и заставишь поверить в это всех, кто вокруг.

Абсолютной свободы не существует: есть лишь свобода выбора, а сделав выбор, ты становишься заложником своего решения.

Я знаю, что могу жить без неё, но мне хотелось бы встретить её снова – встретить, чтобы сказать то, чего никогда не произносил, пока мы были вместе: «Я люблю тебя больше, чем себя». Если бы я мог произнести эти слова, то смог бы и двигаться дальше, вперёд, и успокоился бы, потому что эта любовь даровала бы мне свободу.

Любовь — это то единственное, что обостряет ум, будит творческую фантазию, то, что очищает нас и освобождает.

Если один уходит, то для того, чтобы дать место другому.

Важно, чтобы кое-что шло своим чередом. Надо отпускать. Освобождаться. Люди должны понять – никто не играет краплеными картами: иногда мы выигрываем, иногда остаёмся в проигрыше. Не следует ждать, что тебе вернут его, что оценят твои усилия, что признают твой талант, что поймут твою любовь. Завершай цикл. Не из гордыни, не по неспособности, а просто потому, что это больше не вмещается в твою жизнь. Закрой дверь, смени пластинку, прибери дом, выбей пыль. Перестань быть таким, как был, стань таким, каков ты сейчас.

— Ты любишь меня?
— Больше, чем вчера, меньше, чем завтра.

Смертельно раненый солдат никогда не скажет врачу: «Спаси меня!» Обычно его последние слова: «Скажи жене и сыну, что я люблю их!»
В такой отчаянный момент они говорят о любви.

Единственный способ избежать несчастной любви — не любить вовсе.

Чтобы жить полной жизнью, надо находиться в постоянном движении, и только тогда один день не будет похож на другой.

... нет ничего хуже, чем чувствовать, что никому нет дела — существуешь ты на свете или нет, что никому не интересны твои представления о жизни, что мир превосходнейшим образом может обойтись без твоего беспокойного присутствия.
Я стал представлять, сколько миллионов людей в эту минуту осознали собственную никчёмность и убожество <...> только потому, что оказались в одиночестве сегодня вечером, и вчера, и, быть может, завтра тоже будут одиноки.

Две трудные задачи стоят перед человеком: во-первых, знать, когда начать, во-вторых — когда закончить.

Чем упорней она сопротивляется, тем сильнее меня к ней влечёт.

Надо было лишиться её, чтобы осознать: обретение утраченного — это мёд, что слаще новых ощущений.

Свобода не в отсутствии обязательств, а в возможности выбирать — перед кем лучше всего эти обязательства нести.