Ларри (Larry) – цитаты персонажа

У тебя всегда наготове подходящая банальность, чтобы подвести итог катастрофе. Завидую твоей способности неметь пред ликом Судьбы.

– Ну и люди,– сокрушался Ларри.– Никакой взаимности, никакого участия к ближнему.
– Очень уж у тебя много участия к ближнему,– заметила Марго.
– А все твоя вина, мама,– серьезно сказал Ларри.– Зачем было воспитывать нас такими эгоистами?
– Вы только послушайте! – воскликнула мама.– Я их воспитала эгоистами!
– Конечно,–сказал Ларри.–Без посторонней помощи нам бы не удалось достичь таких результатов.

– Не говори гадостей, милый. Это очень славные собачки и очень верные.
– Еще бы, им приходится быть верными тем людям, кто проявит к ним интерес. Ведь у них не может быть много поклонников.

Когда ты со всех сторон окружен глупцами, всякое логическое суждение кажется гениальным.

– Какая разница? Что в лоб, что на лбу.
– Ты хотела сказать – по лбу?
– Чего бы я ни хотела, это одно и то же.

Не помню, чтобы я подписывал с ним уговор вместе кончать жизнь самоубийством!

— Разве не смешно, что грядущие поколения будут лишены моей книги только от того, что какому-то безмозглому идиоту вздумалось привязать эту мерзкую вьючную скотину прямо у меня под окном!
— Да, милый, — откликнулась мама.-Почему же ты не уберешь его, если он тебе мешает?
— Дорогая мамочка, у меня нет времени гонять ослов по оливковым рощам. Я запустил в него книжкой по истории христианства. Что, по-твоему, я еще мог сделать?

Хочешь жить – будь готов к неожиданностям.

— Просто так женщинам цветы не дарят.
— А я как-то завалил одну женщину цветами — хоть бы спасибо сказала, — поведал Ларри.
— Это почему же? — удивился Лесли. — Я считал, что женщины любят цветы.
— Не в виде венков, — объяснил Ларри.— Поскольку она была мертва, не станем судить ее слишком строго. Уверен, будь она жива, поставила бы цветы в вазы.
— И когда только ты научишься воспринимать такие вещи серьезно! — посетовала Марго.
— К венкам я отношусь очень серьезно, — возразил Ларри. — В Америке их вешают на двери на Рождество. Вероятно, чтобы напомнить — как вам везет, что вы не лежите под ними.

— Попробуй сунуть еще одну монетку в щель автоматического замка, — предложил Ларри. — Иногда это помогает.
— Уже, — сообщила мама. — Я сунула лиру, все равно замок не открывается.
— Потому что это греческая уборная, она принимает только драхмы, — подчеркнул Ларри. — Попробовала бы лучше фунтовую бумажку. Курс обмена в нашу пользу.

– Вы должны думать, что делаете,– говорил он нам с серьезным видом.– Маму нельзя огорчать.
– Это почему же? – спрашивал Ларри с притворным удивлением.– Она для нас никогда не старается, так чего же нам о ней думать?
– Побойтесь бога, мастер Ларри, не надо так шутить,– говорил Спиро с болью в голосе.
– Он совершенно прав, Спиро,– со всей серьезностью подтверждал Лесли.– Не такая уж она хорошая мать.
– Не смейте так говорить, не смейте! – ревел Спиро.– Если б у меня была такая мать, я б каждое утро опускался на колени и целовал ей ноги.

Мне казалось, в нашей семье и без того довольно душевных расстройств, зачем было еще добавлять помешательства, сочетаясь священными узами брака.

Пусть к полудню роза теряет красоту, которая была у нее на рассвете, но тогдашняя ее красота реальна. В мире все имеет конец, неразумно просить, чтобы что-то хорошее продлилось, но еще неразумнее не наслаждаться им, пока оно есть.

– Что с ним такое? – спросила мама, решительным шагом пересекая комнату.
– Он напился,– ответила Марго с отчаянием,– и я ничего не могу с ним поделать. Я заставляю его принять горькую соль, чтобы завтра ему не было плохо, а он отказывается. Спрятался под одеялами и говорит, что я хочу его отравить. Мама взяла из рук Марго стакан и подошла к кровати. – Ну, живее, Ларри, и не будем валять дурака,– отчеканила она.– Выпей это одним глотком.
Одеяла заколыхались, из их глубин вынырнула взъерошенная голова Ларри. Затуманенным взором он посмотрел на маму и сощурился, как бы что-то припоминая.
– Вы ужасная старая женщина... Я уверен, что видел вас где-то раньше,– произнес он и, прежде чем мама успела опомниться от этого замечания, заснул крепким сном.

Ты избавил бы всех нас от многих неприятностей, если бы обзавелся очками.

— Будьте любезны, — обратился Ларри к бармену, морщинистому человечку в грязном фартуке, — налейте мне в самый большой стакан, какой только есть, анисовки, чтобы я мог отключиться.
Речь иностранца, не только свободно говорящего по-гречески, но и достаточно богатого, чтобы заказать большой стакан анисовки, вызвала счастливую улыбку на лице бармена.
— Амессос, кирие, — сказал он. — Вам с водой или со льдом?
— Немного льда, — ответил Ларри. — Ровно столько, сколько требуется, чтобы побелить пойло.
— Извините, кирие, но у нас нет льда, — смущенно сообщил бармен.
Из груди Ларри вырвался глубокий горестный вздох.
— Только в Греции, — обратился он к нам по-английски, — возможен такой диалог. От него так сильно отдает Льюисом Кэрролом, что этого бармена можно принять за переодетого Чеширского Кота.