Дикая вольница, она всегда погибелью всеобщей кончается, тут исключения невозможны.
В этом мире нет ничего неизменного, — не выдержал Зверев, чувствуя, как речи игумена вызывают в окружающих нечто, похожее на наваждение. — День приходит на смену ночи, лето на смену зиме. Травы растут и умирают, давая место новым росткам. Неизменной бывает лишь смерть. Камень мёртв и неизменен, живая кошка на нём меняется каждую минуту. Сухое дерево застывает на годы, живое меняется день за днём. Русь, слава Всевышнему, ещё жива. А значит, должна расти и изменяться.
Ребёнок малой, когда рождается, тоже кричит громко, брыкается, ругается и всем недоволен. А как оглядится, попривыкнет, понимать начнет, что к чему, так и поди загони его обратно в утробу! Не пойдёт. Никакой силой не заставишь.
Переломать всё вокруг нетрудно. Труднее целым в ненастные годы уберечь.
Ты знаешь, что далеко не всё в нашей власти, что не всё происходит так, как хочется нам.
— Коли не откажешься от опричнины своей, то мне митрополитом не быть! — стукнул посохом об пол Филипп.
— Ну и правильно, не соглашайся! — поддержал его Андрей. А когда все повернули к нему головы, добавил: — Государь хотел, чтобы ты, святой человек, его совестью стал. А зачем правителю совесть? Все знают, что для властелина совесть — лишняя обуза. Так что правильно. Не соглашайся.