Становясь совершенной, форма отводит человеку роль стороннего созерцателя собственного могущества.
Уверенность в себе в сочетании с неуверенностью во всем остальном – краеугольный камень настоящего могущества.
Моя свобода становится только тогда совершенной, когда она обращается во власть, и тогда я перестаю быть только свободным и становлюсь собственным. Почему свобода народов « пустой звук»? Потому что народы не имеют власти! Одним дуновением живого Я человек сметает целые народы, – все равно, будет ли это дуновение какого-нибудь Нерона, китайского императора или бедного писателя.