Чарльз де Линт. Лезвие сна

– Что это за мир, если ты не можешь приспособить его к своим потребностям? – спросила ее как-то Кэти.
– Как ты себе это представляешь?
– Сделать его не таким, какой он есть на самом деле. Изменить мир, чтобы он стал для тебя чем-то большим.
Изабель покачала головой:
– Это не в наших силах. Нам не дано переделывать мир силой воображения. Конечно, мы можем представить себе всё, что угодно, но от этого мало что изменится. По крайней мере, в реальном мире.
– Если мы не сможем изменить мир, тогда он изменит нас, – ответила Кэти.
– Что же в этом плохого?
– Мне не нравится, что что-то может заставить меня перемениться.

Чувство собственной исключительности не мешает художнику, более того, оно ему необходимо. И не потому, что он ставит себя выше остальных людей, а потому, что его работы всегда будут подвергаться сомнениям. С его стороны. Со стороны зрителей. Со стороны Искусства.

В конце концов, вся жизнь — это смертельно опасная болезнь.

Каждый может изучить технику, как и историю искусства и теорию живописи. Но нельзя научить человека должным образом применять полученные знания. Нельзя объяснить другому художнику, что именно он должен чувствовать своим сердцем и что должен выразить в своем произведении.

Не имеет значения, откуда исходит зло — из собственной души или от космических злодеев. Важно то, что оно существует, и борьба против него представляет собой нечто большее, чем сражение с ветряной мельницей.