Если у вас восьмой блин комом, к черту блины, лепите комочки.

Иногда мы открывали глаза и радовались тому, что были так близко, так рядом. И так сильно вместе.

И как-то оно так сложилось, что рука соскользнула, голова опустилась на плечо, лица не вовремя обернулись друг к другу.
И дружба полетела ко всем чертям.

Кто бы сейчас прочёл мои мысли, покраснел бы от наличия там нецензурных браных выражений.

И мне хотелось грустить, но это непозволительная роскошь.

Я больше свободная, чем одинокая девушка.

Мой плюшевый мир оказался сотканным из синтетики.

Да-да-да. На улице первичные признаки рая. А многие, как всегда, не видят этого сквозь тонированные окна или плотные жалюзи.

Действительно, мы живём с Романовичем душа в душу: то я ему туда плюну, то он мне...

— Я первый... Я первый... Вызываю наземную службу. Высота 5000 метров. Горючее кончилось. Передайте инструкции...
— Наземная служба... Первый... Первый, повторяй за мной: «Отче наш, иже еси на небеси...»

Иногда мне казалось, что я работаю в скворечнике. Только дятлы умеют так ездить по мозгам.

Мы всё время ищем жизнь где-то ещё – а она, как оказывается, шуршит под нашими ногами.

Начало жизни с кем-то похоже на чаши весов – с одной стороны – свобода, и с другой – не поверите, та же свобода. Только первая называется «Свободное я», вторая – «Свободная не только я». Если хочешь ограничить чью-то свободу, начинай с себя.

Никто не знает, есть ли жизнь после смерти, но жить надо, думая, что там ничего нет, — только так можно ценить каждое мгновение, каждую секунду, наслаждаясь каждой трудностью.

Шире, шире взгляд. Это не блядство, а широта восприятия.