В деревне, как мы очень скоро выяснили, соседи имеют гораздо большее влияние на вашу жизнь, чем в городе. Можно годами жить в одной квартире в Нью-Йорке или Лондоне и ни разу не поговорить с людьми, обитающими за тонкой стенкой в каких-нибудь шести дюймах от вас.

Мы не ждем ничего хорошего от телефонных звонков: они имеют обыкновение раздаваться в самый неподходящий момент, заставать врасплох и втягивать в совершенно ненужный нам диалог.

Французы тратят на свой желудок столько же, сколько англичане на автомобили.

Человек, всю жизнь тяжело проработавший, имеет право отдохнуть. Он должен провести старость в покое и комфорте.

Тот новый год начался для нас с ланча. Традиционное празднование с его ночным обжорством, слегка натуженным оптимизмом и обреченныи на провал планами всегда казался нам сомнительным поводом для веселья.

Наши соседи явно не принадлежали к числу тех джентльменов-фермеров, что проводят зиму на собственной яхте в Карибах или на снежном альпийском склоне. Они предпочитали отдыхать там же, где и жили.

Французы относятся к кулинарии с той же страстностью, какую иные нации испытывают к спорту или политике.

Как правило, первая страница нашей газеты «Le Provecal» посвящена превратностям судьбы местной футбольной команды, самовосхвалениям мелких политиков, драматичным отчетам об ограблении супермаркета.

Архитектор, наш бывший соотечественник, а ныне парижанин, педупреждал, что строительные работы в Провансе похожи на окопную войну: долгие периоды бездеятельности и скуки перемежаются взрывами бешеной и шумной активности.

На свете нет существа более толстокожего, чем человек, жаждущий солнца и бесплатного жилья: обычные светские намеки здесь бесполезны.

Чеки здесь не принимаются и квитанции не выдаются — сборщики трюфелей не имеют никакого желания поощрять дурацкие затеи правительства под названием «подоходный налог».

Самоуверенные хамы всегда неприятны, но все-таки, если вы за границей и он ваш соотечественник, вы чувствуете за него некоторую ответственность.