— Вы глухи к мольбам. Вам чуждо милосердие.
Выражение лица Аида осталось непроницаемым.
— Никто не молится богу мертвых, миледи, а когда кто-то это все-таки делает, уже слишком поздно.

— Почему вы служите Аиду?
— Я не служу лорду Аиду. Я на него работаю. Есть разница.

— Он сохранит твою тайну или окажется в Тартаре.
Гермес стряхнул грязь и камни с рук и груди.
— Знаешь, Аид, не все должно быть угрозой. Ты мог бы попробовать время от времени просить — точно так же, как мог бы попросить меня отойти от своей богини, вместо того, чтобы бросать меня полпути через Подземный мир.
— Я не его богиня!

— Аида не интересует любовь, и он не подходит для отношений. Продолжай идти по этому пути, и тебе будет больно.
— Ты мне угрожаешь?
— Нет, это последствия любви к богу.
— Я не влюблена в Аида, — возразила Персефона.
Нимфа одарила его жестокой улыбкой. — Отрицание, — сказала она. — Это первая стадия неохотной любви. Не совершай этой ошибки, Персефона.

У владыки Аида нет привычки пытаться убедить мир в том, что он добрый бог.

— Научи меня,-сказал он. — Печь что-нибудь.
Она ничего не могла c собой поделать и рассмеялась, он поднял бровь, вполне серьезно.
— Прости, я просто представляю тебя на своей кухне.
— Всё так сложно?
— Ну... да. Ты — Бог Подземного мира. — А ты Богиня Весны, — сказал он. — Но ты стоишь на своей кухне и готовишь печенье. Почему я не могу?

Аид любит хорошие пари и редко принимает в качестве ставки что-либо, кроме человеческой души.

Он был прекрасен в темном смысле этого слова – таком, что сулил разбитое сердце.