Жан-Кристоф Гранже. Пассажир

Carpe diem (лови день — лат.). Надо пользоваться каждым днём, каждым мгновением.

Фрер прикрыл глаза. Боль под веком не утихала. Он не обращал на нее внимания, убежденный в ее психосоматическом характере. Дни напролет он занимался тем, что лечил душевные расстройства, и хорошо знал, что они всегда проявляются в телесных недомоганиях. Почему же его собственный организм должен вести себя иначе?

Как же он устал. Недосып, туман, но главное — это вечное чувство беспомощности перед безумием, ежедневно множившим свои лица...

Ему говорили: «Вот увидите, это маленький Париж». Или: «Жить в этом городе очень престижно». Или: «Это Олимп виноделия». Ему много чего наговорили. Но он так ничего и не увидел. Он смутно ощущал, что Бордо — город буржуазный, высокомерный и… смертоносный. Холодный и плоский. Город, на каждом углу которого веяло удушливой атмосферой провинциального особняка.

Стоит нам углубиться в самих себя, как мы мгновенно теряемся среди всех этих обломков...

... Лишенный часов, утрачивает ощущение времени и пространства.

Множатся приступы, и уже невозможно установить из связь с настоящим окружающего мира. Но даже если эта связь существует, она загнана так глубоко и так надежно спрятана, что никто, даже самый опытный психиатр, не в состоянии вытащить ее наружу.

Раскапывая города, засыпанные пеплом Везувия, учёные находят под ними, в глубине, следы других, более ранних поселений, также разрушенными исчезнувшими с лица земли. Примерно то же самое происходит и с нашими мозгом. Жизнь в настоящем запорашивает, не стирая, прошлую жизнь, которая служит ей опорой и скрытым фундаментом. Стоит нам углубиться в самих себя, как мы мгновенно теряемся среди всех этих обломков.

Хочешь, чтобы дело было сделано хорошо, — сделай его сам!

... он приехал сюда в надежде спрятаться в чужом безумии. Чтобы быстрее забыть о своем собственном.

Больному легко обнаружить признаки собственной болезни у другого человека.

Не каждый в состоянии понять чужие трудности.

— Вы замужем? У вас есть дети?
— Неужели я похожа на замужнюю женщину? Тем более мать семейства? Нет, для этого я ещё не созрела.
— А для чего созрели?
— Для знакомств через Интернет. Всякие социальные сети.
— И как, удачно?
— Ну, скажем так, для сыщика у меня довольно тонкое чутье...

Это не были следы попытки самоубийства. Напротив. Шрамы свидетельстволи о стремлении к выживанию.
Матиас в своей практике нередко сталкивался с подобным психическим расстройством. Подростки сами себе наносят раны, надеясь избавиться от ощущения безысходной тоски. Они чувствуют потребность выпустить из души наружу то, что не даёт им дышать. Они не боятся вида крови. Физическа боль вытесняет моральные страдания и приносит облегчение. А зияющая рана дарит иллюзию того, что яд, отравлявший душу, вытек вместе с кровью...

Когда Анаис впервые появилась у него в кабинете, Фрер инстинктивно понял, что перед ним — сильная женщина. Из тех, кто оставляет свой след в мире. Она была сильной, потому что пережила страдание. Но одновременно она была хрупкой и уязвимой. И по той же самой причине. Конец XX века до полного износа затрепал банальную истину, суть которой лучше всех сформулировал Ницше в «Сумерках идолов»: «Что не убивает меня, то делает меня сильнее». Но это полная чушь. Во всяком случае, в примитивном современном толковании. Каждодневное страдание никого не закаляет. Оно изматывает человека. Делает его слабым. Ранимым.