Так бывает, когда, слушая музыку, думаешь о «своём», и оказывается, что «своё» — это та же музыка, которую ты всё-таки слышишь.

Мужчина любит в женщине себя, то есть создание своей воли и воображения.

Я боюсь, что Ваша деликатность держит в плену Вашу искренность.

Устала я не от труда, а от борьбы с собственной душой. Не умею я применяться к жизни, всё хочется приложить к ней своё, а это «своё», воспитанное в мечтах, слишком хрупко и разлетается на куски при первом же столкновении.

«Дом» — это ведь не хозяйство, не «совместное квартирование», как ты говорил, даже не дети. «Дом» — это когда друг от друга ничего не скрывают. Ведь сегодня у нас с тобой — «дом».

Это покажется тебе наивным, даже нелепым, но тайная надежда, глупая надежда, что ты любишь только меня, никогда не оставляла меня. Может быть, потому, что все мои встречи с другими — это ты.

В метро, в автобусах я пишу тебе длинные письма, а когда возвращаюсь домой, усталая, трудно взяться за перо.

Мы поссорились, должно быть навсегда, потому что она не из тех, кто возвращается, а я не из тех, кто просит вернуться.

Между «знать» и «любить» — целая пропасть.

Душа засорена бог знает чем, засорялась всю жизнь и продолжает засоряться почти ежедневно. Любовь, как метла, как баба с мокрой тряпкой в руках, трудилась и трудится до седьмого пота, чтобы вымести этот сор. Любовь очищает душу, возвращая её к самопознанию, к способности внутреннего взгляда, без которого смысл жизни уходит между пальцами, как песок.

Следовало бы лишь до известной степени быть откровенной со всеми.

Отец уже на сборном пункте, и хотя он — офицер, мне всё-таки кажется нелепым и необъяснимым, что этот добрый, робкий, всю жизнь страдавший от застенчивости человек будет изо всех сил стараться убивать других людей и что для всех нас это стало теперь самым важным делом на свете.

Посторонние мысли, как известно, вредны для работы. В особенности когда невозможно сделать их непосторонними или даже главными.

Время летит, как метеорит, не успеваешь оглядываться.

А у меня другое отношение к смерти. Если бы я знала свой час, я бы совсем не торопилась — напротив, это знание стало бы для меня одним из условий свободы.