— Скажите мне, вы никогда не думали о мести?
— О мести? Нет. Какую пользу она принесла бы? Он не стал бы лучше, а я — счастливее.

Ожесточенности чувств могут научить только тяжкий опыт и отчаяние.

А я несчастна — даже самой себе боюсь признаться, как несчастна! И гордость не приходит мне на помощь. Она ввергла меня в эту беду, но не хочет выручить.

Чем больше счастья предлагает мне природа, тем сильнее томит меня тоска, что он не вкушает его со мной. Чем больше блаженство, которое мы могли бы делить, тем болезненнее я ощущаю, как мы несчастны в разлуке!

Как сумею я научить моего мальчика уважать своего отца, но не брать с него примера?

Я не стану преодолевать легкое предубеждение против вас, как несправедливое, а наоборот, буду его лелеять, пока не удостоверюсь, что у меня нет причин не доверять этой заботливой, вкрадчивой дружбе, которую вы столь настойчиво мне навязываете.

Исправиться вообще никогда не поздно, лишь бы было искреннее желание и нашлась бы сила воли привести свое намерение в исполнение.

Это же удвоенное себялюбие! Бесчувственность и ко мне, и к тем, кому он прежде клялся в любви.

Он знает, что он — мое солнце, но когда ему угодно отнимать у меня свой свет, мое небо, по его мнению, должно оставаться в полном мраке. И он не желает, чтобы этот мрак смягчался слабым сиянием месяца.

Чем любовь сильнее, тем больше счастья она приносит, если она так взаимна и так чиста, как должно.

Хотя я ненавижу грехи, я люблю грешника и готова на многое ради его спасения.

Как странно, что мы так часто плачем из жалости к друг другу, а о себе не проливаем ни единой слезы!

Возможно, мистер Хантингдон, вам кажется очень забавным будить во мне ревность. Но берегитесь, как бы не пробудить вместо нее ненависть. А если вы угасите мою любовь, заставить вновь ее вспыхнуть вам будет очень нелегко.

Но благородный дух никогда не находит удовольствия в том, чтобы мучить слабых, а, напротив, стремится помочь и оберечь.

Значит, он презирает меня, так как понял, что я его люблю.

Да кто вы такой, сударь, что возводите себя в боги и дерзаете оспаривать мое сердце у Того, Кому я обязана всем, что у меня есть, самой собой, всеми былыми и будущими дарованными мне благами — и вами в том числе, если вы и вправду благо, в чем я склонна усомниться!