— Кажется, я выпил слишком много, — сказал он.
— Что ты называешь слишком много?
— Когда теряешь ощущение собственного «Я».
— Раз так, я всегда хочу пить слишком много. Я не люблю своего «я».

Сострадание — плохой спутник, но еще хуже, когда оно становится целью путешествия.

А потом я начал размышлять над тем, что почти всё, чем мы владеем, нам дали мертвые.

Есть люди, которые всегда и повсюду закусывают. Даже в ад они прихватят с собой бутерброды.

Не всегда поступаешь правильно, сын мой. Даже если сам сознаешь. Но именно в этом иногда заключается прелесть жизни.

Превысить скорость, данную людям, ещё не значит стать Богом.

Она выпивала по бутылке кальвадоса в день. Все пророчили ей раннюю смерть. Но она жива до сих пор. А пророки давно умерли.

Она знает, что должна умереть, и свыклась с этой мыслью, как люди свыкаются с морфием, эта мысль преображает для нее весь мир, она не знает страха, ее не пугают ни пошлость, ни кощунство. Почему же я, черт возьми, ощущаю что-то вроде ужаса, вместо того чтобы, не задумываясь, ринуться в водоворот?

Ведь женщина может бросить возлюбленного, но ни за что не бросит платья.

В стране, где деньгам дают ласкательные имена, никогда не будет фашизма.

Дисциплинированность — похвальное качество. Но иногда на ней можно споткнуться. А когда спотыкается этакий твердокаменный субъект — это смешно; надо проявить в нужный момент немного человечности. Пусть Хольман рискнет и получит насморк, но зато снова поверит в себя. Это лучше, чем быть осторожным и считать себя калекой.

— Где бы ты вообще хотела жить?
<...>
— А я не знаю, — сказала Лилиан, слегка растерявшись. – Нигде. Если ты хочешь где-нибудь жить, значит, ты хочешь там умереть.

— Можно быть либо зрителем, либо действующим лицом.
— Либо тем и другим.
— Я предпочитаю быть только зрителем. Люди, которые пытаются совместить и то, и другое, не достигают совершенства.